— Жасмина там? — переспросил майор.
— Когда ей удается от тебя оторваться, — сказал Роджер. — Когда я сюда приехал вчера ночью, ее пытались от тебя увести, и с тех пор я никак не могу от нее избавиться.
— Я собираюсь попросить ее выйти за меня замуж, — отрывисто сказал майор. — Что бы ты об этом ни думал.
— Тебе нельзя волноваться. Яичко еще на вытяжке.
— Что-что на вытяжке? — спросил чей-то голос, и майор покраснел, увидев, как к нему подходит улыбающаяся Жасмина в нежно-желтой тунике и шароварах. Волосы ее были влажными, и от нее пахло карболовым мылом и лимоном.
— Вы наконец съездили домой и приняли душ? — спросил Роджер.
— Старшая медсестра сказала, что я пугаю посетителей своей залитой кровью одеждой. Она пустила меня в душевую для врачей.
Она подошла к кровати майора, и он почувствовал себя таким же слабым, как в день смерти Берти, когда она помогала ему удержаться на ногах.
— Он не спрыгнул, — удалось ему проговорить, сжимая ее теплую руку.
— Не спрыгнул, — подтвердила она, поцеловала его в щеку, а потом в губы. — И он обязан тебе своей жизнью, и мы никогда не сможем тебя достойно отблагодарить.
— Если он хочет меня отблагодарить, пусть женится поскорее, — сказал майор. — Что нужно этому мальчику, так это женщина, которая будет за ним следить.
— Амина еще слаба, но мы надеемся, что они поженятся прямо здесь, в больнице, — сказала Жасмина. — Мой брат и золовка поклялись, что останутся здесь, пока они не устроятся.
— Звучит прекрасно, — сказал майор и повернулся к Роджеру, который возился со своим мобильным. — Но ты сказал, что есть какие-то плохие новости?
— Это так, Эрнест, — сказала Жасмина. — Приготовься.
Она взглянула на Роджера, и тот кивнул, словно они уже успели обсудить, как сообщить больному что-то ужасное. Майор задержал дыхание, готовясь к удару.
— Ружье, пап, — сказал Роджер наконец. — Боюсь, что, пока тебя спасали, оно отлетело в сторону или что-то в этом роде и упало с обрыва. Абдул Вахид сказал, что видел, как оно разбилось о камни.
Он умолк и опустил голову.
— Его не нашли.
Майор закрыл глаза и увидел всю сцену. Он вновь ощутил запах мокрого мела, почувствовал, как дергаются его ноги в поисках опоры, как мучительно медленно скользит тело, словно море, как магнит, притягивает его, и краем глаза он видел, как ружье все быстрее скользит по мокрой траве, обгоняя их, и падает.
— Как ты, Эрнест? — спросила Жасмина.
Он моргнул, не будучи уверенным, было ли это воспоминание или видение. Запах мела исчез, и он замер, ожидая прилива горя, но с удивлением понял, что чувствует только слабое разочарование — словно случайно постирал любимый свитер с белыми вещами, и тот сел так, что теперь налезет только на собачку.
— Меня накачали какими-то лекарствами? — спросил он, не открывая глаз, и Роджер ответил, что сейчас проверит. — Просто я ничего не чувствую.
— Господи, его парализовало, — охнул Роджер.
— Да нет, насчет ружья. Я не расстроен.
— Сколько я помню, ты мечтал об этой паре, — сказал Роджер. — Ты без конца рассказывал мне, как дедушка разделил их, но однажды они снова будут вместе.
— Я мечтал о том, как обрету важность в глазах людей, которые мне тогда казались важными, — сказал майор. — Это тщеславие. Наверное, передается по наследству.
— Так и надо говорить с тем, кто всю ночь бдил у твоего изголовья, — заметил Роджер. — О, мне написала Сэнди.
— Вы же, кажется, недавно предложили руку и сердце другой женщине? — спросила Жасмина.
— Да, но прошлой ночью у меня было время подумать, и я решил, что длинное письмо, написанное у изголовья умирающего отца, может многое исправить.
— Прости, что подвел, — сказал майор. — А мог бы разжалобить ее некрологом.
— Мне жаль, что ты потерял свое ружье, Эрнест, — сказала Жасмина. — Но ты потерял его, спасая жизнь человеку, и для меня и всех вокруг ты настоящий герой.
— Вообще-то это было ружье Берти, — сказал майор, зевнул и почувствовал, что снова засыпает. — Оно лежало ближе. На дне Английского канала не мое ружье.
— Серьезно? — спросил Роджер.
— Ия рад, — сказал майор. — Теперь мне ничто не будет напоминать, что иногда оно было для меня важнее брата.
