– Кто там?
Дверь открылась, и в ней показался огромный оранжевый кролик, которого она называла Кенни.
Кролик протиснулся в ее жилище и следом Ваффен, держащий его в руках.
– Вот. Пришил. – Эстонец улыбнулся, и щеки его густо покраснели. – Как обещал…
– Спасибо. – Родька кивнула и, приняв зайца, усадила его рядом с собой. Затем взглянула на Ваффена. Он не уходил. А она очень хотела, чтобы он поскорее ушел. Ведь ее ждало содержимое этих красочных журналов.
А парень чесал голову и явно что-то хотел сказать, но не решался.
– Ты чего, Вафик? – спросила она с некоторым раздражением и, борясь с искушением сказать «уходи поскорее».
– Слушай, Родька. Тут, вот какое дело. – начал он, опуская взгляд. – Лето не наступит никак. А потом осень. Потом зима. Первые зимы мы пережили еще как-то. Но сейчас становится еще холоднее… И тучи не расходятся никак… И жрачку доставать все труднее. И меньшее…
– Да я в курсе, зайкин. – Фыркнула Родька. – А чего ты сказать-то хотел?
– Я уйти собираюсь. На юг. Вот… К Астрахани поближе. Там тепло. Растительный корм. Да и войны, наверное, меньше было, чем тут, у границы. Вот… Я это… Пойдем со мной, Наташа.
Она вздрогнула. Впервые за черт знает какое время ее назвали по имени. Как это… Трогательно? Нет. Странно.
– Зачем? – настороженно и тихо произнесла она.
– Так я же сказал…
– Саныч что-нибудь придумает. Вас же тут семь мужиков. Неужто не справитесь?
– Так вот… Слушай. Ты ведь взрослеешь. Понимаешь? Это раньше ты ребенком была. А теперь ты… У тебя вон… грудь появилась… Извини что я так прямо…
Она снова вздрогнула и почувствовала, как между лопаток проступила капелька холодного пота и покатилась вниз, но еще выше талии впиталась в одежду. Какая жалость… Она так приятно ласкала позвоночник и, так хотелось, чтобы она катилась за копчик… Черт да что это такое со мной?… И почему он заговорил про грудь… Чертовы картинки из журнала… Как же они теребят мозги и заставляют ныть этот холодный комок…
– А мужики эти… Они уже по-другому на тебя смотреть начинают. Я заметил. – Продолжал Ваффен. – Они скоро… Они захотят… Как бы это сказать…
– Трахнуть меня? – она выпучила на него глаза и при этом сделала невероятно невинное выражения лица.
Теперь вздрогнул Ваффен. Он даже шаг назад сделал.
– Ты это… Ты же маленькая совсем и такие вещи… – пробормотал он.
– А ты? – прямо в лоб спросила Родька.
– Я?! Нет что ты! – протестующее воскликнул он. – Я же говорю ты еще маленькая… Ребенок совсем… Я нет… Я надежный…
– Тогда зачем ты меня зовешь?
– Ты не подумай. Я просто переживаю за тебя… Ну и я самый молодой тут… Ну и… Потом… Когда ты совершеннолетней станешь. Вдруг… Ну там… Чувства появятся… Но до того ни-ни! У меня даже в мыслях такого нет! Я не буду посягать на твою невинность! И я даже притрагиваться не буду!
«Это пока Саныча рядом не будет, который башку за это открутить может», – подумала Родька.
– Слушай, Вафик, ты же не сейчас собрался уходить?
– Ну… Не прямо сейчас конечно… А что?
– Я подумаю над твоими словами. Хорошо? Спасибо за то, что переживаешь за меня. Хорошо? И за Кенни спасибо. А сейчас можно я посплю? Я меня голова что-то побаливает. Я ведь взрослой становлюсь, – она ухмыльнулась. – Женские дела, знаешь…
– А… Ну да… – он попятился к двери. – Конечно… Но ты имей ввиду…
– Конечно зайкин.
Ваффен ушел. Родька облегченно вздохнула.
– А не ты ли мне эти журналы подсунул? Или нет? На невинность мою покушаться не будешь… Притрагиваться не будешь… Тогда зачем ты мне нужен…
И она в нетерпении вытянула из-под матраца глянцевый журнал.
* * *
– Что Клим, опять хреново? – спросил Жиган, усевшись на пол рядом с койкой своего друга.
– Да… Язва, мать ее… – вздохнул лежащий на боку и поджавший к себе колени Клим.
– Нда… – Жиган покачал головой и ухмыльнулся. – Вот скажи честно, это того стоило?
– О чем ты?
– Я о язве твоей. Стоила твоя преждевременная свобода того, что ты сейчас так загибаешься?
– Да что ты несешь я не пойму? – Клим уставился на Жигана.
– Мы же в армию вместе пошли. И в учебке вместе были.
– Это я помню, черт возьми. А при чем тут язва?
– Ты думаешь, я не знаю, из-за чего ты комиссовался?
