Последние Каролинги - 2 - страница 17

Шрифт
Интервал

стр.

– Ваше величество! Ваше ве… – надрывался голос. Он вопил, как сатана в аду. Вопил… как сатана в аду… нехорошее воспоминание не успело еще всплыть со дна памяти. Стража вокруг нее ощетинилась мечами и копьями, а к ногам ее толкнули двух человек, и они так и остались лежать – карлик с бочкообразным пузом и крохотной головкой, и длинный, тощий, словно лишенный костей малый.

Этих двоих Азарика предпочла бы сейчас видеть меньше всего в жизни. Крокодавл и Нанус. Бродячие комедианты, уроды, клевреты и шпионы Заячьей Губы, а одно время – ее, Азарики, тюремщики.

– Ваше величество! Эти двое пробрались сюда в обход внешней охраны. («Это они умеют» – подумала Азарика.) Прикажете убить их?

– Светлая королева! Только в ножки пасть… Милости попросить… – басил Крокодавл.

– Отойдите, – сказала Азарика охране. – Я переговорю с этими людьми.

Охранники расступились, шепчась о невероятном милосердии молодой королевы. Крокодавл пополз брюхом по камням, пытаясь поцеловать подол ее платья. Азарика брезгливо отстранилась. Он поднял голову.

– О, королева! Мы верой и правдой служили госпоже нашей Лалиевре, а теперь, когда покровительница наша покинула нас, желали бы столь же преданно служить тебе…

– Покровительства, значит, ищете? – спросила Азарика со в точности скопированной у супруга усмешкой.

– Как бы по наследству… Мы могли бы сослужить хорошую службу…

«Повесить их, что ли?» – меланхолически размышляла Азарика. Правда, подорвется ее свежая репутация доброй и милосердной правительницы, так ведь польза… По шпионской должности своей слишком много знали они, в том числе и про нее, Азарику. Наверняка знали и про клетку, коль скоро в эту подлую историю была замешана Заячья Губа. Или плюнуть, как посоветовала бы Гисла, и просто выгнать в три шеи из Компендия?

– Мы твои, королева! – надрывался Крокодавл.

Нанус тоже поднял голову и, прочитав по лицу Азарики, что милости она, скорее всего, не дождутся, тихо сказал:

– Мы не за себя ведь просим, королева. За одного друга… нашего… и вашего…

– Что-то не припомню у нас общих друзей!

Голос Азарики был холоднее, чем иней на стенах Компендия.

– Есть такой… Авель…

– Авель? Он-то к вам какое имеет отношение? Он же в Париже, в аббатстве святого Германа!

– Он сбежал оттуда… и стал бродить с нами по дорогам…


Азарика искренне рассмеялась.

– И что же случилось с этой грудой жира и глупости? Грабил придорожную харчевню и застрял в дверях кладовки?

– Он в тюрьме, королева. В башне сеньера Бодинского, что под городом Тулем, в лотарингской земле.

Под городом Тулем – это значит, на вражеской территории. Хотя для бродяг не существует границ…

– Что он такого натворил? Действительно ограбил кого-нибудь?

Когда Авель хотел жрать – законов для него не существовало, это Азарике было известно.

– О, нет, королева. Иначе мы бы не осмелились просить за него… просто в Туле он пошел на рынок… без нас пошел… а там набирали армию для короля… то есть для принца Карла. И ему сказали, что такой могучий детина обязан послужить королю… то есть принцу Карлу. А он вроде бы ответил, что такого придурка, как Карл, свет не видел, и лучше уже служить королю Эду. Тут люди сеньера Бодинского – он ведь канцлеру Фульку союзник – на него бросились, а он, сами понимаете…

– Понимаю. Проломил пяток голов и поломал десяток ног. Дальше.

– Дальше его все-таки связали и уволокли в башню Бодин. Сказали – будешь сидеть, пока не сгниешь. Мы ничего не смогли поделать…

Азарика задумалась. С Авелем у нее не было связано приятных воспоминаний, скорее напротив… в конце концов именно из-за его глупости она оказалась в каменном мешке. Ответить бы – пусть и он хлебнет того же… хотя уже хлебнул, пусть и не полной мерой. Но нельзя. Ибо Авель был единственным человеком, кроме нее, который не предал Эда по время отлучения. Пусть по тупости, по недомыслию, по приказу Гоцеллина, если угодно, – но не предал. И уж вовсе единственным оставался с ним, когда ее, сильно умную, черт унес в библиотеку… и один дрался за него. Проклятье, он и при осаде Парижа прекрасно себя показал! «Все – даже те, кого я считал дураками и подонками», – сказал Эд. Дурак – это, стало быть, Авель. Азарика подозвала нчальника стражи.


стр.

Похожие книги