— Да он уже на веревочке, — засмеялась Таня. — И потом, мы своих не трогаем.
— Это кто же? — заинтересовался Вадик, перебирая в уме девочек стройотряда: Оля, Элизабет, Галина?
— Есть у него… Такая, столичная! — со значением сказала Таня.
— Чего разболталась! — шикнула на нее Оля. — Пора кипяток наливать.
— Давай я? — заботливо предложила Таня.
Вадик поставил тарелку на стол и вошел в кухню.
И чаны для воды и ковш были огромного размера, и как ими ухитрялись работать девочки, удивляло Вадика. Обычно поварихи, с которыми приходилось ему сталкиваться, были громадными, толстыми тетками, а тут Таня, хрупкая и маленькая, хотя и неунывающая, со своей постоянной белозубой улыбкой на личике. Она сразу же признала в Вадике еще одного своего начальника и приняла это просто и легко, всегда была рада поговорить с ним. А Оля, Оля почти никогда не улыбалась ему, не поднимала на него глаза. Чисто и опрятно одетая, в белой блузочке — на кухне, или в каком–то пестреньком выцветшем сарафанчике мелькающая днем по лагерю, она чуралась его. Овальное ее лицо было строгим, зеленые глаза временами темнели — сурова была она, сурова, ох!..
Схватив ковш, Вадик посмотрел на нее, быстро и ловко расставившую тесным квадратом синие эмалированные — гордость Вадика — чайники.
— Руки, пожалуйста, подальше! — попросил он и, расплескивая кипяток, роняя его дымящиеся куски на печь, залил первый чайник. — Извините, девочки, — первый блин!
— Ничего! — успокоила Таня. Ей, казалось, доставляло удовольствие глядеть на Вадика, орудующего ковшом. А Оля поторопила, сказала, как сквозь зубы:
— Побыстрей, не успеем.
Вадик не стал спорить, быстро залил оставшиеся чайники. Оля протянула руку за ковшом:
— Спасибо.
Столовая уже заполнялась ребятами. Вадик расписался в журнале: «5 июля. Завтрак принял на «хорошо», — и ушел к себе. Сел на бревнышко возле комнатушки–медпункта, закурил первую сигарету. Взглянув на часы, он дотянулся, достал из–под кровати сверток, водрузил над входом в медпункт белый флаг с красным крестом, повесил на гвоздик плакатик: «Медпункт ССО. Прием круглосуточно. Врач Андреев Вадим Владимирович». Поглядев на плакатик, он вздохнул.
Прошел мимо, пританцовывая, смуглый тонкий Автандил, поклонился; высоко пронес красивую голову Игорек — скосил глаза на Вадика; Витька–завхоз пожал руку, стрельнул сигарету и, едва прикурив, с озабоченным видом убежал куда–то за избу.
В дверях столовой появился командир: аккуратная стройная фигура в форменной куртке и офицерских галифе, заправленных в точеные сапоги, загорелое худощавое лицо, быстрые зоркие глаза. Командир увидел Вадика, поприветствовал его — то ли честь отдал, то ли помахал рукой.
— Доктор, спички есть? — Вадик кивнул. — Ну, давай! — Командир вытянул правую руку. Вадик вложил в коробок камушек и хотел перебросить его командиру, но тот уже шел к нему. Сел рядом, толкнув плечом, вытащил пачку папирос.
— Как дела, док? — бодро спросил он. — Никак утром за тобой прибегали? Спас кому–нибудь жизнь? Выполнил благородный долг?
В интонации командира было что–то насмешливое. Вадик чувствовал это с первого же дня, а вернее, еще раньше, еще когда их, врачей, представляли будущим командирам студенческих стройотрядов; теперь Вадик знал, что командир всегда и со всеми разговаривает так, будто подсмеивается.
— Слушай, док, — сказал командир. — Тебе не кажется, что мы ребят перекармливаем?
— С чего ты взял?
— Наблюдал: на тарелках у всех гарнир остается. Добавки не просят. Надо ведь, чтобы тарелку корочкой подчищали… Вот тогда — норма! — Он достал вторую папиросу. — Мы уже имеем перерасход по питанию, понял? Ну, завхозу я хвост накрутил. На кухне… тоже мозги вправил. Контроль нужен, доктор! — с упреком сказал командир. На верхнем левом веке у него намечался ячмень.
— Все продукты отпускаются по нормативам, — сухо ответил Вадик. — По инструкции. Слушай, давай я тебе глаз промою?
— А, ничего! — отмахнулся командир. Он послюнявил палец и почесал отекшее веко. — Сегодня кто–нибудь обязательно плюнет — вот и все лечение, верно? — Вадик посмеялся вместе с ним. — Значит, уменьши на десять процентов.
