— Тань, — ухмыльнулся Вадик. — Я добытчик?
Она от неожиданности сморгнула, и что–то стрельнуло у нее в глазах.
— Ну! — согласилась Таня.
— Как думаешь, даст мне дядя Саша моторку вечером покататься? — Таня кивнула головой и покосилась на Олю, независимо чистившую рыбину.
— Ну, а Оля со мной поедет покататься?
— Сами у нее спросите, — засмеялась Таня. — Поедет. Верно, Оль?
Оля улыбнулась уголками губ.
— Может быть, — сказала она. — Идите кушать, доктор, стынет.
После ужина, уже в темноте, усталые ребята разожгли на обрыве костер, забренчала в руках Игорька гитара. Пламя прыгало по лицам, задумчивым и веселым, бросало неожиданные тени. Подсел к огню командир, угостил ребят папиросами.
— Нам бы каждый день так, — довольно произнес он, — И норму всю сделали, и почти по десятке на брата заработали. Вы меня слушайтесь, ребята, — веско сказал он. — Мы на целине столько не зарабатывали, сколько здесь возьмем.
Игорек запел:
— По реке плывет топор от города Чугуева… — Кто–то засмеялся.
А Вадик тут же, у костра, терпеливо дожидался, когда Оля закончит мытье посуды, и дождался — потом они катались на узкой и легкой, хищно–подвижной моторке егеря.
— Плавать умеете? — закладывая страшенный поворот, такой, что захлебывался мотор, кричал Вадик, едва различая в темноте Олю. — Не страшно?
И слышал в ответ:
— Не страшно. — И следом угадывал короткий вздох.
На очередном повороте мотор захлебнулся. Как–то быстро настала тишина, и, пока глаза не привыкли к темноте, Вадику было не по себе: со всех сторон набегали звуки — плеск воды под кормой, далекие голоса ребят, скачущие по воде; он слышал дыхание Оли, чувствовал покачивание лодки и даже ее дрейф, их поворачивало куда–то, вода причмокивала и плескалась о борта. Но потом там, где, ему казалось, было открытое пространство, прорезались огоньки — длинный ряд окон столовой, переменчивый свет костра и, наконец, красный бакен.
— Подождите заводить, — шепотом попросила Оля. Вадик напрягся, увидел ее силуэт, то, как она, наклонившись и касаясь распущенными волосами воды, гладит ее, ленивую и холодную.
Он вгляделся в небо, осторожно запрокидывая голову, но оно было закрыто толстыми слоями облаков.
— Как хорошо! — вздохнула Оля. — Какая свобода! — Она встала, несильно раскачивая лодку, развела руки. — Я хотела вас спросить. — Она осторожно села. — У Вали, у командира, это серьезно?
— Так же серьезно, как и у вас, — сказал Вадик и полез в карман за сигаретами. — Обоих надо лечить, и в больнице. А почему это вас интересует?
Она долго молчала, сидя спокойно на своей скамеечке, потом объяснила:
— Он муж моей подруги и мой друг. А ваши лекарства помогут ему?
— Немножко. — Вадик закурил и устроился на корме поудобнее. — По всем правилам его следует в больницу класть. А «что вот мне делать с вами?
— Я все равно не разрешу вам меня лечить, — с вызовом сказала Оля. — Да и не больна я сейчас.
— Глупые дети, — ответил ей Вадик грустно и насмешливо. — Хотите казаться здоровыми, а надо ими быть. Нет цены, которую можно дать за здоровье, это–то хоть вы понимаете?
Она усмехнулась.
— Это мы понимаем. Но есть слово «надо». Такое слово знаете? А лечиться у вас я не буду. Потому что… Поплыли, я замерзла.
— Глупость какая! — бормотнул Вадик, возясь со шнуром магнето. — Я и говорю: надо лечиться…
— Спасибо! — уже с берега благовоспитанно сказала ему Оля и ушла в лагерь, а Вадик еще долго пыхтел, втаскивая лодку на берег, а потом мотор — в дом веселому и сегодня трезвому дяде Саше. Он еще измерил ему давление, напоил каплями и уже после отбоя, последним лег спать. Кончился этот долгий, пустой день, еще один, осталось на сутки меньше, подумал он, в блаженстве расслабляясь по системе йогов. И ему показалось, что подушка не такая жесткая, как накануне.
За тонкими кулисами вопреки крупно написанному «Не курить!» дым стоял коромыслом. Вадик, благополучно отчитавший свою лекцию «Профилактика производственного травматизма» и очень этим воодушевленный, толкался среди ребят. Он все пытался стряхнуть с себя столь редко возникающее у него чувство беспричинной радости и возбуждения, но не мог еще позабыть ни чуткости, с которой аудитория, спрятавшаяся там, за рампой, реагировала на страшные и смешные примеры из его лекции, ни аплодисментов, проводивших его за занавес…