Сорокалетний Игорь Курчатов окончил физико-математический факультет Крымского государственного университета в 1923 году и профессора И.М. Крылов и А.Ф. Иоффе были среди тех, кто читал там лекции. Поэтому молодой специалист впоследствии стал одним из ведущих сотрудников Ленинградского физико-технического института, созданного под руководством Иоффе.
С началом войны институт был эвакуирован в Казань. Здесь Курчатов работал над технологией подрыва немецких магнитных мин под действием магнитного поля, но в конце октября его вызвали в столицу. В уютном номере гостиницы «Москва» профессор больше недели изучал материалы разведуправления. В его распоряжении оказались три папки. Документы и сведения, добытые военной разведкой в Великобритании, захватывали воображение, однако предстоявшая задача казалась весьма и весьма непростой.
Поэтому в заключении, предназначавшемся Сталину, 27 ноября 1942 года ученый формулировал проблему довольно сдержанно: «В исследовании проблемы урана советская наука значительно отстала от науки Англии и Америки… Ввиду того, что возможность введения в войну такого страшного оружия, как урановая бомба, не исключена (курсив мой. — К.Р.), представляется необходимым широко развернуть в СССР работы по проблеме урана и привлечь к ее решению наиболее квалифицированные научные и научно-технические силы Советского Союза».
Учитывая сложность и громадную трудность задачи, Курчатов отмечал, что «представляется необходимым учредить при ГКО Союза СССР под Вашим председательством специальный комитет, представителями науки в котором могли бы быть академик Иоффе А.Ф., академик Капица П.П. и академик Семенов Н.Н.».
На докладной Курчатова 28 ноября Молотов сделал пометку: «Т(ов). Сталину. Прошу ознакомиться с запиской Курчатова…» Уже на следующий день докладная Курчатова оказалась на столе Верховного Главнокомандующего. Современники называли Сталина гениальным; и, давая такую оценку, они прежде всего имели в виду прозорливость Вождя. Конечно, можно оспаривать такую формулу.
Но справедливо ли отказать ему в дальновидности? Можно ли отрицать, что он лучше, чем кто-либо из его современников, не только видел окружающее. С поражавшими настойчивостью и решительностью он принимался за реализацию сложнейших проблем. Правильно мыслить — значит созидать. Он находил нужных людей, необходимые средства и способы для осуществления самых трудных задач, доводя их до завершения.
11 февраля 1943 года Сталин подписал еще одно постановление ГКО об организации работ по использованию атомной энергии в военных целях. Общее руководство возлагалось на Молотова; и в апреле для реализации атомного проекта в Академии наук СССР была создана специальная лаборатория № 2. Ее руководителем назначили Курчатова, но комплектацией штатов занимались разведчики.
Для подбора кадров секретной лаборатории специальные группы отбирали перспективных специалистов из молодежи; отбирали не только физиков, но и математиков. Кандидатов приглашали на семинары и собеседования. В результате были созданы уникальные коллективы, способные реализовать ядерный проект.
От Совета Народных Комиссаров в апреле 1943 года к координированию работ по ядерной теме был привлечен и нарком химической промышленности М.Г. Первухин. Информируя наркома о принятом решении, Молотов подчеркнул: «Это личное поручение товарища Сталина».
Деятельность специалистов, посвященных в проблему, проходила в атмосфере повышенной секретности. Сразу после постановления ГКО по указанию Сталина внешняя разведка начала углубленную работу по делу «Энормоз». Руководством научно-технической разведки был разработан детальный план. Все документы исполнялись только от руки. Связь разведки с Курчатовым осуществлял доктор технических наук Гайк Овакимян. В Нью-Йорке, Вашингтоне, Лос-Анджелесе и Сан-Франциско были учреждены должности заместителей резидентов. Резидентом в Нью-Йорк Сталин направил самого начальника НТР Л. Квасникова.
Вождь четко обозначил цели и задачи всех служб, и комплекс предпринятых им мер позволил советским ученым наверстать упущенное, а затем сделать стремительный рывок вперед. Ознакомившись с очередной информацией разведки, 7 марта 1943 года Курчатов писал заместителю Председателя СНК СССР М.Г. Первухину:
