Конечно, такой оборот событий нельзя было допустить, но Сталин не пошел на риск прямого столкновения с США. Почему?
Как свидетельствует Серго Берия, Сталин знал о готовившейся высадке американского десанта. Разведка доложила ему, что вблизи Сеула сосредоточены десантные корабли, линкоры, несколько авианосцев и вспомогательные суда, и накануне высадки американцев в Кремле состоялось совещание. К этому времени в Советском Союзе были проведены успешные испытания противокорабельных ракет, и изделия были запущены в серию.
— Американцы хотят отбросить северокорейские войска и подготовили крупный десант. Сможем ли мы помешать американцам, имея новое оружие? Что скажут наши военные и конструкторы? — обратился к присутствующим Сталин.
«Мы доложили, — пишет С. Берия, — что можем поражать такие цели на расстоянии ста с лишним километров. Как показали испытания, чтобы вывести авианосец из строя, необходимо от четырех до шести ракет, для большого транспорта достаточно одной ракеты. О готовности авиационных полков, результатах учебных стрельб доложил Павел Петрович Жигарев, главком ВВС… Затем стал докладывать Дмитрий Федорович Устинов, министр вооружения».
Серго Берия отмечает: в процессе обсуждения его отец Л. Берия напомнил, что, по имеющимся данным, в случае начала большой войны американцы планируют нанести ядерные удары по основным промышленным центрам Советского Союза. Могут начать бомбить Москву, и он полагает, что «любые действия должны быть предприняты с учетом этого непреложного факта».
Это совещание мне особенно запомнилось, вспоминал С. Берия, потому что, когда при обсуждении, «не дожидаясь, что скажут другие», я, по молодости, вмешался в обсуждение, «нас Сталин оттуда… выставил».
Дальнейшее ему стало известно со слов Василевского. Сталин обратился к военным. Василевский и Штеменко доложили: средства, которыми располагает противовоздушная оборона, не позволяют даже с 60-процентной гарантией утверждать, что все американские самолеты будут сбиты. Советские истребители могут перехватить бомбардировщики на высоте 12 километров, а потолок американских самолетов достигает 18 километров.
— Так дело не пойдет! — завершил обсуждение Сталин. — Верните тех мальчиков, которых мы выставили.
С. Берия пишет, что после возвращения конструкторов Сталин сказал:
— Мне доложили, что вы работаете над ракетой ПВО.
Я сказал, что работаем, докладывали о своих разработках военным, но те не очень заинтересованы.
— У кого уже есть такие ракеты? — спросил Сталин.
— В Швейцарии, у фирмы «Эрлинктон», но на меньшее расстояние.
— У нас, — пояснил Сталин, — возник вопрос: если американцы проведут налет на Москву, ваши ракеты достанут цели на высоте двенадцати — шестнадцати километров, а может быть, восемнадцать километров?
Когда конструктор доложил, что потенциальная дальность до двадцати пяти километров, Сталин дал поручение Маленкову и Берии:
— Организуйте на базе уже имеющихся коллективов с привлечением министерства вооружения, любых других организаций эти работы. Мы должны получить ракету ПВО в течение года.
Работы пошли в ускоренном темпе. К исполнению задания Сталина было привлечено 50 заводов, и через год ракеты «земля — воздух» поступили на вооружение. При испытаниях «первой же ракетой на высоте 12-14 километров были уничтожены летящие на автопилоте на максимальной скорости МиГ-15… Сталин остался доволен».
Параллельно началось строительство защитного кольца вокруг Москвы. «Могу сказать без преувеличения, — пишет С. Берия, — мир таких темпов не знал… В строительстве кольца участвовали десятки тысяч людей. Мы, разработчики, а в основном это были люди до 30 лет, неделями пропадали на испытаниях, на позициях, на строительстве».
Своеобразный триумф противовоздушной обороны СССР, заложенной Сталиным, состоялся 1 мая 1960 года, когда такими ракетами в районе Свердловска был сбит самолет-шпион У-2, пилотируемый летчиком Френсисом Гарри Пауэрсом.
Между тем в Корее началась настоящая война. И хотя Сталин отказался от вступления в открытый конфликт с Америкой, он не мог не вмещаться в ситуацию. Америке следовало преподнести урок, и он обратился к Мао Цзэдуну с предложением оказать помощь корейцам. Однако в китайском руководстве мнения о возможности помощи соседней стране разошлись, и лишь 13 октября 1950 года из Москвы ушла шифрограмма:
