Обе упали на колени. Дубэ поглядела на внучку со слабой улыбкой и прошептала:
— Прошу тебя, не говори об этом никому.
Она объяснила Амине все. И пока рассказывала, все больше понимала, каким непростительным безумием было решение принимать напиток. С тех пор как Дубэ сделала этот выбор, она все время задавала себе вопрос: не приготовлено ли зелье Тори с помощью темных сил? Амина слушала молча, ошеломленная бабушкиным рассказом.
— Я сделала это потому, что поняла: чтобы остановить эту войну, нужны крайние меры. Мой возраст не позволяет мне воевать вместе со всеми. Раз так, я стала делать это в одиночку. И делаю потому, что война — чудовище, которое пожирает молодых и сильных, а жизнь, как она ни жестока, обычно уничтожает старых и слабых. Таких стариков, как я.
Амина продолжала смотреть на нее и по-прежнему молчала. Но вся ее фигура выражала упрек, и Дубэ не могла не понять этот немой язык.
— А обо мне ты подумала? — наконец не выдержала она. — Ты мне нужна.
Дубэ не знала, что сказать в ответ. У нее словно что-то оборвалось в груди.
— Я еще с тобой и всегда буду с тобой.
— Ты стареешь просто на глазах. Даже сейчас ты старше, чем была вчера утром. Давно ли ты говорила мне, чтобы я прекратила свои безумные выходки и не рисковала собой без пользы. В твоих словах тогда было столько правды.
— Теперь совсем другое дело.
— Теперь ты вдруг наглоталась этого зелья и стала палачом-одиночкой. Как будто у тебя нет армии, которая может тебя поддержать. Ты выбрасываешь, как мусор, свою жизнь, ты покидаешь меня… — упрекала Амина, глядя на Дубэ своим ясным взглядом.
И королева вдруг осознала, каким предательством кажется внучке то, что она делает, и поняла, что ничем не может оправдаться перед ней. Она подошла к Амине и попыталась ее обнять, но та вырвалась из ее рук.
— Чтобы все стало на место, недостаточно обнять меня. Перестань пить это зелье.
— Я не могу перестать.
— Я хочу только одного: чтобы ты прекратила это. Иначе зачем ты учила меня воевать?
— Чтобы ты стала лучше меня.
Амина прикусила губу, сжала кулаки.
— Больше всего на свете я хотела быть как ты.
— Мне жаль, но я не та сильная женщина, которой ты меня считала.
— Почему ты не можешь быть сильной для меня? Я для тебя так старалась стать лучше.
И Амина расплакалась, и, несмотря на то что на ней была новая военная форма, она снова казалась маленькой девочкой.
Дубэ обняла ее и прошептала:
— Прости меня.
Внучка положила голову ей на грудь, потом осторожно отодвинулась от бабушки и попросила:
— Ты обещаешь мне больше этого не делать?
По глазам Дубэ она сразу поняла, каким будет ответ.
— Я зашла слишком далеко и уже не могу остановиться. Но у меня осталось мало напитка. Еще две операции, и все закончится.
— И больше ты не станешь его пить?
Дубэ покачала головой и печально улыбнулась. Амина улыбнулась в ответ, но ей казалось, что внутри нее что-то разбилось. Дубэ поняла чувства внучки. Всегда наступает момент, когда наши иллюзии разбиваются. И на их обломках возникает наше подлинное «я». И все же Дубэ предпочла бы, чтобы внучка продолжала заблуждаться.
Но скоро все закончится. Еще несколько вылазок. И наконец — последняя, решающая операция.
Амхал подошел к воротам Орвы. Он провел в пути восемь дней — на два дня меньше, чем предполагал Сан. Ему так хотелось снова быть рядом с Саном, что он спешил как можно скорей преодолеть расстояние, отделявшее его от столицы.
Перед огромными, украшенными резьбой деревянными воротами его попытались остановить два охранника. В следующее мгновение оба оказались на земле, каждый с копьем в боку.
— Умоляю вас, не гневайтесь из-за поведения этих стражей, — попросил стоявший рядом эльф на своем языке. — Они не увидели знак у вас на груди. Входите, пожалуйста. Мы ждали вас.
Амхал провел рукой по медальону. Он разрезал свою кожаную куртку так, чтобы медальон был всегда виден. К тому же теперь медальон нельзя было показать иначе: он прирос к телу.
Эльф провел его в узкий деревянный коридор. В Орве все постройки были из дерева, хотя его украшали резьбой, изображавшей иногда каменные блоки, иногда кирпичи, а иногда даже необработанный камень.
