И, видно, встревожился, что министр может его не заметить.
Профессор рванулся следом за министром, волоча тяжелый чемодан.
- Господин церрион! - звал он. - Господин церрион, оглянитесь!
Он почти настиг министра и переводчика, которые или не слышали его, или делали вид, что не слышат, когда узнал Кору.
В этот момент они все как раз прошли через дверь на летное поле и оказались вне глаз и ушей остальных обитателей аэропорта.
- Как? - спросил профессор, пораженный зрелищем Коры. - Вас нет!
Вы... вы же в доме кормильца Аполидора. Я же вас видел!
- Вот именно! - жестко сказал министр. - Вы мне доложили, что женщина связана и безопасна.
- Но я же видел!
- Почему вы ее не убрали, идиот?
- Ну... ну это лишнее. Я не приучен... - Профессор был растерян и напуган.
- Говорите - вы не приучены убивать. А таскать каштаны из огня для вас другие приучены? Вступать в долю с порядочными людьми вы приучены! Надо было прирезать ее, пока связана, и тогда мы с вами спокойно бы улетели куда надо. И вернулись бы богатыми людьми. Вы же этого хотели?
- Мне нужны деньги для продолжения исследований. Вы же знаете, что не для похоти...
- Ясно. Мне они нужны для похоти? - Министр рассвирепел. Он неожиданно страшно и жестоко ударил профессора по лицу, и тот пошатнулся, прикрыв голову руками.
- Действуй! - приказал министр переводчику. Кора оставалась свидетелем - не более как свидетелем. Но она была настороже, потому что в отличие от профессора знала, что профессиональные политики обходятся без морали и жалости - иначе им нечего делать в политике.
- Видите ли, - обратился министр к Коре, - оказывается, ему деньги нужны на развитие науки, на бескорыстное знание... А мне? Мне они нужны для того, чтобы стать президентом и вытащить эту страну из нищеты и лицемерия! Мне нужны деньги, чтобы железной рукой вымести гниль и воровство из всех ее уголков!
- Понимаю, вам приходится идти на последнее воровство, чтобы покончить со всем воровством, - ответила Кора.
Министр осекся. Замечание Коры ему не понравилось. Политики обычно лишены чувства юмора, не говоря уж о чувствах иронии или сарказма.
Переводчик уже поволок тяжелый чемодан к летному полю.
Метрах в трехстах от них Кора увидела небольшой современный самолет, украшенный гербом правительства и личным гербом церриона средней руки.
- Остановите его! - сказала Кора министру. - Не надо улетать. Это ничего не изменит.
- Поздно! - усмехнулся министр. - Вы сделали большую ошибку, госпожа Орват! Вам не надо было спешить на аэродром. Сидели бы мирно на стуле, ждали, пока вас спасут. Потом бы дали показания на суде о преступлении драконокормильца - преступлении под влиянием душевных волнений. Аполидору дали бы не очень большой срок. Каждый судья понимает, что такое законы мести...
- Остановите его, или я сама буду вынуждена его остановить.
Профессор распрямился. Половина его лица представляла собой кровоточащую ссадину. Ну и рука у молодого министра!
- Зачем же меня бить? - спросил Ромиодор. - Я же все выполнил. Я все сделал, я подставил своего кузена, я даже сам привез драконов сюда... Зачем же бить?
- А затем, мой дорогой, - холодно сказал министр, - что никто не поверит в то, что один слабоумный служитель зоопарка уменьшил в сто раз драконов и притащил их к себе домой.
- Но мы же договорились, что он, использовав мое семейное доверие, украл у меня минимизатор... - растерянно сказал профессор, который все еще никак не мог понять, почему вместо благодарности он получает колотушки и угрозы.
- Да на тебя любой следователь надавит, и ты расколешься, - сказал молодой министр, и Кора поняла, что за спиной министра стоит темное, уличное детство, а может, и преступная юность. - Мы не можем рисковать.
Министр вытащил пистолет. Сделал он это как-то лениво, не спеша, так что со стороны наблюдатель вряд ли заметил бы что-то неладное, - да и сам пистолет был похож на авторучку. Невинная сцена...
Кора понимала: они убьют профессора. Но тогда они не оставят в живых и саму Кору...
Она не стала ждать, пока министр откроет стрельбу, она знала эти авторучки - они стоили бешеных денег. Они стреляли растворимыми в крови ампулами с ядом, который нельзя обнаружить ни одним анализом.