Последнее время - страница 61

Шрифт
Интервал

стр.

По статуе ползет последний блик зари.
Привет, грядущий гунн. Что хочешь разори,
Но соблазнять не смей меня своей свободой.
Уйди и даже слов таких не говори.

2005 год

Августовская баллада

Вижу комнату твою — раз, должно быть, в сотый.
По притихшему жилью бродит морок сонный.
Свечка капает тепло, ни о чем не зная,
Да стучится о стекло бабочка ночная.
Тускло зеркальце твое. Сумрак лиловатый.
Переложено белье крымскою лавандой.
Липы черные в окне стынут, как на страже.
Акварели на стене — крымские пейзажи,
Да в блестящей, как змея, черной рамке узкой —
Фотография моя с надписью французской.
Помнишь, помнишь, в этот час, в сумерках осенних
Я шептал тебе не раз, стоя на коленях:
«Что за дело всем чужим? Меньше, чем прохожим:
Полно, хватит, убежим, дальше так не сможем!
Слово молви, знак подай — нынче ли, когда ли,—
Улетим в такую даль — только и видали!»
Шум колесный, конский бег — вот и укатили,
Вот и первый наш ночлег где-нибудь в трактире.
Ты войдешь — и все замрут, все поставят кружки:
Так лежал бы изумруд на гранитной крошке!
Кто-то голову пригнет, в ком-то кровь забродит,
А хозяин подмигнет и наверх проводит:
«Вот и комната для вас; не подать ли чаю?»
«Подавай, но не сейчас… после…»
«Понимаю».
«Что за узкая кровать, — вскрикнешь ты в испуге,—
На которой можно спать только друг на друге!»
А наутро — луч в окне сквозь косые ставни,
Ничего не скажешь мне, да и я не стану,
И, не зная ни о чем, ни о чем не помня,
Улыбаясь, вновь уснем — в этот раз до полдня.
Мы уедем вечерком, вслед глядит хозяин,
Машет клетчатым платком, после трет глаза им…
Только скроемся из глаз — выпьет два стакана,
Промечтает битый час, улыбаясь пьяно.
Ах, дорога вдоль межи в зное полуденном!
В небе легкие стрижи, воздух полон звоном,
Воздух зыблется, дрожит, воздух полон зноя,
Путь неведомый лежит, а куда — не знаю.
Сколько верст еще и дней, временных пристанищ?
Не пытай судьбы своей. Впрочем, и не станешь.
…Август, август. Поздний час. Месяц в желтом блеске.
Путь скрывается из глаз, путь лежит неблизкий.
Еду к дому. До утра путь лежит полого.
Дым пастушьего костра стелется по лугу.
Август, август! Дым костра! Поздняя дорога!
Невеселая пора странного итога:
Все сливается в одно, тонет, как в метели,—
Только помнится: окно, липы, акварели…
Как пытался губы сжать, а они дрожали,
Как хотели убежать, да не убежали.
Ночь в окне. Глухая мгла, пустота провала.
Встала. Пряди отвела. В лоб поцеловала.
Август, август! Дым костра! Поздняя дорога!
Девочка моя, сестра, птица, недотрога,
Что же это всякий раз на земле выходит,
Что сначала сводит нас, а потом изводит,
Что ни света, ни следа, ни вестей внезапных —
Только черная вода да осенний запах?
Ледяные вечера. Осень у порога.
Август, август. Дым костра. Поздняя дорога.
Век, и век, и Лев Камбек! Взмахи конской гривы.
Скоро, скоро ляжет снег на пустые нивы,
Ляжет осыпью, пластом — на лугу, в овраге,
Ветки на небе пустом — тушью на бумаге,
Остановит воды рек медленно и строго…
Век, и век, и Лев Камбек. Поздняя дорога.
Жизнь моя, не слушай их! Господи, куда там!
Я умру у ног твоих в час перед закатом —
У того ли шалаша, у того предела,
Где не думает душа, как оставит тело.

1988 год

На развалинах замка в Швейцарии

Представил, что мы в этом замке живем,
И вот я теряю рассудок,
Прознав, что с тобою на ложе твоем —
Твой паж, недоносок, ублюдок.
Как тешились вы над моей сединой!
Тебя заточил я в подвал ледяной,
Где холод и плесень на стенах
Прогонят мечту об изменах.
Я брал тебя замуж, спасая твой род.
Родня целовала мне руки.
Я снова был молод, кусая твой рот,
Уча тебя нежной науке…
Была ты холодной, покорной, немой…
Я думал, неопытность только виной!
Доверчивый старый вояка,
Как ты обманулся, однако!
Твой паж не держал ни копья, ни меча.
Мальчишку страшила расплата.
Он рухнул мне в ноги, надсадно крича,
Что чист он, а ты виновата.
Молил о пощаде, дрожа и визжа:
«Меня соблазнили!» Я выгнал пажа:
Когда бы прикончил мерзавца,
Всю жизнь бы пришлось угрызаться.
Но ужас-то в том, что и после всего —
В подвале, в измене, в позоре —
Ты свет моей жизни, мое божество,
И в том мое главное горе!
Какие обеды, спускаясь в подвал,
Слуга ежедневно тебе подавал!

стр.

Похожие книги