Последнее время - страница 51

Шрифт

Интервал

2004 год

Прощай, молодость!

Противна молодость. Противна!

Признаем это объективно.

Она собой упоена,

Хотя не может ни хрена,

Она навязчива, болтлива,

Глупа, потлива, похотлива,

Смешна гарольдовым плащом

И вулканическим прыщом.

Ее настырное соседство —

В отличье, может быть, от детства,—

Внушает мысли о конце,

И мы меняемся в лице.

Как, как! И этому теляти —

С такими бабами гуляти

И не заботиться о том,

Что с ними станется потом!

Он так спешит открыться миру,

Он только с пылу, с жару, с жиру —

С него и бесится, пока

Еще горит его щека

От бритвы, а не от пощечин;

Пока он мало озабочен

Уместностью своих словес

В компании других повес;

На всех кидается с объятьем,

Чужие пошлости твердит,

И все, за что мы нынче платим,

Ему еще дают в кредит!

Ему фактически задаром

Досталось шляние по барам,

Полночной улицы пейзаж,

Который был когда-то наш,

Скамейки, лужи, светофоры,

Бульвары, Ленинские горы —

Читатель вспомнит сгоряча

Про фильм «Застава Ильича»,

И впрямь — кино шестидесятых

Теперь об этих поросятах:

В цепи прибавилось звено,

А в девяностых нет кино.

Есть мир расчисленный, в котором

Остались горечь, скука, гнет,

Где Бог, одевшись светофором,

Нам никогда не подмигнет…

Как ни геройствуй, ни усердствуй —

Владеет бедною душой

Не грусть по юности ушедшей,

А зависть к юности чужой.

Но тайной радостью для взора

И утешеньем для ума,

Что безболезненно и скоро

Она, как жизнь, пройдет сама.

1994 год

«В России выясненье отношений…»

В России выясненье отношений

Бессмысленно. Поэт Владимир Нарбут

С женой ругался в ночь перед арестом:

То ему не так и то не этак,

И больше нет взаимопониманья,

Она ж ему резонно возражала,

Что он и сам обрюзг и опустился,

Стихов не пишет, брюзжит и ноет

И сделался совершенно невозможен.

Нервозность их отчасти объяснима

Тем, что ночами чаще забирали,

И вот они сидят и, значит, ждут,

Ругаясь в ожидании ареста

И предъявляя перечень претензий

Взаимных.

И тут за ним приходят —

Как раз когда она в порыве гнева

Ему говорит, что надо бы расстаться,

Хоть временно. И он в ответ кивает.

Они и расстаются в ту же ночь.

А дальше что? А там, само собою,

Жена ему таскает передачи,

Поскольку только родственник ближайший

Такую привилегию имеет;

Стоит в очередях, носит продукты.

Иметь жену в России должен каждый —

Или там мужа; родители ненадежны,

Больны и стары, а всякий старец

Собою озабочен много более,

Чем даже отпрыском. Ему неясно,

С какой он стати, вырастив балбеса

И жизнь в него вложив, теперь обязан

Стоять в очередях. Не отрицайте,

Такое бывает; вообще родитель

Немощен, его шатает ветром,

Он может прямо в очереди сдохнуть,

Взять и упасть, и не будет передачи.

В тюрьме без передачи очень трудно.

В России этот опыт живет в генах.

Все понимают, что терпеть супруга

Приходится. Любовниц не пускают,

Свиданий не дают, а женам можно.

Ведь в паспорте никто пока не пишет

«Любовница»! А получить свиданье

Способен только тот, кто вписан в паспорт.

Вот что имел в виду Наум Коржавин,

Что в наши, дескать, трудные времена

Человеку нужна жена. Нужна. Уж верно,

Не для того, чтоб с нею говорить.

Поэтому выясненье отношений

Бессмысленно. Поэтому романы

В России кратки, к тому же всегда негде.

Нашли убогий угол, быстро слиплись,

Быстро разлиплись, подали заявленье,

Сложили чемодан и ждут ареста.

Нормальная любовь. Потом плодятся,

Дети быстро знакомятся, ищут угол,

Складывают чемодан и ждут ареста.

Паузы между эпохами арестов

Достаточны, чтобы успели дети

Сложить чемодан и слипнуться. Ведь надо

Кому-нибудь стоять в очередях.

В любви здесь надо объясняться быстро —

Поскольку холодно; слипаться быстро —

Поскольку негде; а разводиться

Вообще нельзя, поскольку передачи

Буквально будет некому носить.

2005 год

Отчет

А взглянуть ретроспективно — стыдно, блин, за свой же страх. Часто тошно, чаще противно, порою ах, но не ах-ах-ах. Что придумает такого даже лучший из врагов? Тебе, бодливая корова, вновь недодали рогов. Да, есть игнатии лойолы, но у них особый дар, — а у садистов новой школы в основном один пиар. И чего мы так боялись? Даже в наши времена все эти менши юбер аллес не умеют ни хрена. Любой поэт — буян, сквалыжник, извращенный автократ, — в родном углу тиранит ближних изобретательней стократ. Что до ссылок или тюрем (это вечный их прием), — то мы и в тюрьмах балагурим, и в «Столыпиных» поем. Конечно, есть такие вещи — дыбы, вытяжки, кресты, — они для зрителя зловещи и для жертвы непросты; но кто их слишком щедро тратит — в конце концов сойдет с ума, и всех пытать — спецов не хватит, а всех распять — крестов нема.