Последнее время - страница 32

---

Перейти на стр. ОК

---

На холодные эти меха

Поднимается равная сила

(Для которой я тоже блоха).

В этом есть сладострастие мести —

Наблюдать за исходами драк,

И подпрыгивать с визгом на месте,

И подзуживать: так его, так!

На Фонтанке, на Волге и Каме,

Где чернеют в снегу полыньи,

Воздается чужими руками

За промерзшие кости мои.

Право, нам ли не ведать, какая

Разольется вселенская грязь,

Как зачавкает дерн, размокая,

Снежно-талою влагой давясь?

Это пир пауков многоногих,

Бенефис комаров и червей.

Справедливость — словцо для убогих.

Равновесие — это верней.

Это оттепель, ростепель, сводня,

Сор и хлам на речной быстрине,

Это страшная сила Господня,

Что на нашей пока стороне.

2000 год

«Весна! Домучились и мы…»

Весна! Домучились и мы

До радостной поры.

Шлепки и прочие шумы

Вернулись во дворы,

И царь природы, обретя

Способность двигаться, хотя

И спотыкаясь, как дитя,—

Выходит из норы.

Мороз — угрюмый, как монах,

И злой, как крокодил,—

Ему готовил полный швах,

Но, знать, не уследил.

И вот он выполз, троглодит,

И с умилением глядит —

Из милосердья не добит,

Но мнит, что победил.

Ходячий символ, знак, тотем!

Связующая нить

Меж тем, что может быть, и тем,

Чего не может быть!

Заросший, брошенный женой,

Но выжил, выжил, боже мой —

Какая дрянь любой живой,

Когда он хочет жить!

Весна! Ликующая грязь,

Роенье, пузыри…

Земная нечисть поднялась —

Их только позови:

Чуть отпустило, все опять

Готовы жрать, строгать, сновать

И заселять любую пядь

Подтаявшей земли.

Бродило бродит. Гниль гниет.

Ожившая вода,

Кусками скидывая лед,

Снует туда-сюда.

В бреду всеобщего родства

Кустам мерещится листва.

Зюйд-вест — дыханье божества —

Качает провода.

Горит закат. Квадрат окна

Блуждает по стене.

Усталый он и с ним она

Лежат на простыне.

Зловонный, дышащий, густой,

Кипящий похотью настой,

Живая, лживая, постой,

Дай насладиться мне

Не хлорной известью зимы,

Не борной кислотой,

Не заоконной, полной тьмы

Узорной мерзлотой,

Но жадным ростом дрожжевым,

Асфальтным блеском дождевым,

Живого перед неживым

Позорной правотой.

1999 год

«Всякий раз, как пойдет поворот к весне…»

Всякий раз, как пойдет поворот к весне

От зимы постылой,

Кто-то милый думает обо мне

Со страшной силой.

Чей-то взгляд повсюду за мной следит,

Припекая щеку.

Сигарета чувствует — и чудит,

Обгорая сбоку.

Кто-то следом спустится в переход,

В толпе окликнет,

Или детским именем назовет,

Потом хихикнет,

Тенью ветки ляжет на потолок,

Чирикнет птичкой,

То подбросит двушку, то коробок

С последней спичкой —

За моим томленьем и суетой

Следит украдкой:

Словно вдруг отыщется золотой,

Но за подкладкой.

То ли ты, не встреченная пока

В земной юдоли,

Опекаешь, значит, издалека,

Чтоб дожил, что ли,—

То ли впрямь за мной наблюдает Бог

Своим взором ясным:

То подбросит двушку, то коробок,

То хлеба с маслом,

Ибо даже самый дурной поэт,

В общем и целом,

Подтверждает вечный приоритет

Души над телом.

1993 год

«Сирень проклятая, черемуха чумная…»

Сирень проклятая, черемуха чумная,

Щепоть каштанная, рассада на окне,

Шин шелест, лепет уст, гроза в начале мая

Опять меня дурят, прицел сбивая мне,

Надеясь превратить привычного к безлюдью,

Бесцветью, холоду, отмене всех щедрот —

В того же, прежнего, с распахнутою грудью,

Хватающего ртом, зависящего от,

Хотящего всего, на что хватает глаза,

Идущего домой от девки поутру;

Из неучастника, из рыцаря отказа

Пытаясь сотворить вступившего в игру.

Вся эта шушера с утра до полшестого —

Прикрытья, ширмочки, соцветья, сватовство —

Пытает на разрыв меня, полуживого,

И там не нужного, и здесь не своего.

1999 год

«…Меж тем июнь, и запах лип и гари…»

…Меж тем июнь, и запах лип и гари

Доносится с бульвара на балкон

К стремительно сближающейся паре;

Небесный свод расплавился белком

Вокруг желтка палящего светила;

Застольный гул; хватило первых фраз,

А дальше всей квартиры не хватило.

Ушли курить и курят третий час.

Предчувствие любви об эту пору

Томит еще мучительней, пока

По взору, разговору, спору, вздору

В соседе прозреваешь двойника.

Так дачный дом полгода заколочен,

Но ставни рвут — и Господи прости,

Какая боль скрипучая! А впрочем,

Все больно на пороге тридцати,

Когда и запах лип, и черный битум,

И летнего бульвара звукоряд

Окутаны туманцем ядовитым:

Москва, жара, торфяники горят.

Читать дальше

---

Перейти на стр. ОК

---