— Ты права. Однако, как ты только что справедливо отметила, вопрос был неизбежен, — сказал я, поднимаясь. — Мне пора. Если хочешь знать мое мнение, то после того, как Норин поделилась с тобой, ей хоть и немного, но полегчало.
Лили вздохнула.
— Мне, во всяком случае, точно полегчало, когда я поделилась с тобой, даже и нарушив данное ей обещание. Просто я прекрасно понимаю, что от тебя это дальше не пойдет — ты ведь у нас могила, как известно. Кстати, могила, ты можешь посоветовать что-нибудь дельное?
Уже стоя в дверях, я обернулся и пожал плечами.
— Тебе? Боюсь, что нет. В данную минуту, по крайней мере. А вот кое-кому другому я мозги вправить собираюсь.
— Надеюсь, не Норин? — испуганно спросила Лили.
— Нет — и ты это прекрасно понимаешь. Я собираюсь завтра нанести визит мистеру Франту Линвиллу.
Следующий день начался довольно буднично. Без четверти восемь я уже сидел за своим столиком на кухне нашего особняка, расположенного на Западной Тридцать пятой улице неподалеку от Гудзона; того самого особняка, который большую часть прожитых дней я привык именовать своим домом. А кухонный столик этот — едва ли ни единственное место, где я привык завтракать, если не гощу у Лили в Катоне или не сижу в тюремной камере; последнее, правда, за годы службы у Ниро Вульфа случалось со мной довольно часто.
Покончив с бокалом свежевыжатого апельсинового сока и чашечкой черного кофе, я уже приступил ко второй чашечке, заодно воздавая должное канадскому бекону и оладьям с тимьяновым медом, которые приготовил для меня заботливый Фриц Бреннер.
Ниро Вульф, верный своим утренним привычкам, вкушал завтрак, поданный ему на подносе прямо в постель, тогда как компанию мне составляла свежая «Таймс», укрепленная в подставку, которую я собственноручно смастерил, чтобы, читая газету, освободить себе обе руки для еды. Фриц Бреннер, непревзойденный шеф-повар и незаменимый винтик в механизме управления нашим хозяйством — тут он успешно конкурировал с Вульфом, — уже потихоньку готовился к обеду: возился с малютками-лобстерами и чистил авокадо.
Мы с Фрицем совместно разработали кодекс поведения, благодаря которому сумели все эти годы просуществовать под одной крышей в любви и согласии. Вот одно из наших золотых правил: Фриц не разговаривает со мной во время завтрака, а я не учу его готовить пищу; простенько, но действует безотказно! Впрочем, «Таймс» мне быстро наскучила: «Метс» плелись в таблице лишь на пятом месте, да и «Янки», ведомые тренером-самодуром, выглядели не лучшим образом.
Правда, после вчерашних событий удовлетворить моему взыскательному вкусу могла бы лишь статья о последних похождениях Франта Линвилла. Лили из кожи вон лезла, пытаясь отговорить меня от встречи с ним, тогда как я уверял, что даже словом не обмолвлюсь про её племянницу. Лили хмурилась, продолжая спорить, однако в конце концов сдалась, заставив меня побожиться, что про Норин я даже не заикнусь.
Покончив с завтраком, я прихватил чашечку чёрного кофе и прошагал с ней по коридору в прихожую, а оттуда в кабинет. Вульфа, ясное дело, на месте не было. И не могло быть — до одиннадцати. Каждую неделю, с понедельника до субботы, давний регламент требует его ежедневного четырехчасового (сначала с девяти до одиннадцати утра, а потом ещё с четырех до шести вечера) присутствия в расположенной на четвертом этаже оранжерее, где Вульф холит и нежит десять тысяч орхидей бок о бок с Теодором Хорсманом, почти замшелым от времени садовником, который прослужил у Вульфа ещё дольше, чем я.
Плюхнувшись за свой стол, я обвел взглядом разложенные кипы бумаги — свою работу на сегодняшний день. В основном, она заключалась в погашении счетов и обновлении картотеки орхидей, которую в течение нескольких последних лет я вел в персональном компьютере. Никакого расследования мы с Вульфом в настоящее время не вели, что как нельзя более устраивало этого лентяя, которого хлебом не корми, а позволь бить баклуши. Банковский счет наш особых тревог мне не внушал, главным образом, благодаря сногсшибательному гонорару, который сорвал наш жирный гений, определив (не без помощи вашего покорного слуги, разумеется), кто из семи слуг миллионера из Скарсдейла умыкнул его уникальную коллекцию монет, оцениваемую суммой с шестью нолями.
