А Кестрель чувствовала себя как птица, всю жизнь просидевшая в клетке, а теперь впервые расправившая крылья и заскользившая по ветру. Девушка полностью доверяла партнеру и поэтому без страха бросалась в омут танца. Сердце колотилось, щеки горели, однако внутри Кесс ощущала лишь спокойствие и уверенность. В мире не существовало ничего, кроме танца. Пусть же он продолжается вечно!
Но Лазарим в отличие от Кестрель знал, что одной из составляющих совершенства тантараццы, величайшего из танцев, была кульминация. Учитель изменил темп движения, музыканты услышали, и барабанщик начал выбивать финальную дробь. Этому Лазарим не учил Йодиллу, и у Кесс не было возможности запомнить движения. Девушка мгновенно почувствовала перемену и как могла попыталась следовать за учителем, однако безнадежно сбилась с ритма. Лазарим схватил Кесс обеими руками, грациозно прервал ее вращение и поклонился.
Кестрель прерывисто дышала и смеялась, полная жизненной силы и странным образом похорошевшая, – Сирей раньше и не замечала, как красива ее подруга.
– Простите, – сказала Кестрель, – я не знаю этой части.
Лазарим взял руку девушки и молча поцеловал. В глазах учителя светилась безграничная благодарность. Сирей всплеснула тонкими руками.
– Дорогуша, как ты прекрасна!
Принцесса очень обрадовалась этому своему открытию – Кестрель словно превратилась в ее собрата по оружию. Теперь они могут быть красивыми вместе.
Лазарим повернулся к Йодилле.
– Вот это и есть тантарацца, моя госпожа.
– Да, дорогуша, я вижу. Разве Кестрель не великолепна?
– Сможете ли вы так же станцевать, моя госпожа?
– Ах, да что ты! Думаешь, смогу?
Лазарим задумался. Нет, и за тысячу лет принцессе не выучиться так танцевать. И тем не менее она должна.
– Если ваша служанка смогла запомнить движения…
– Глупости, дорогуша! Кестрель – особенная. Неужели ты не заметил?
– Но что же нам делать?
Сирей оставалось только жалеть о том, что мир устроен так несправедливо. Она должна выйти замуж, а для этого ей следует научиться танцевать. И тем не менее очевидно, что танец ей, принцессе, никак не дается. Кестрель же танцует так, словно рождена для этого, однако она не собирается выходить замуж.
– Если бы Кесс смогла станцевать за меня, – сказала принцесса, – то с остальным я бы справилась.
– Не сомневаюсь, – отвечал Лазарим. – Только ваш будущий муж не собирается жениться на двух невестах сразу.
– Ты же говорил, что одного танца достаточно.
– Верно, сиятельная.
– Ну и как он узнает?
– Что узнает, сиятельная?
– Я должна буду танцевать под вуалью, дорогуша. Почему бы Кестрель не надеть мою одежду и вуаль и не заменить меня? Никто и не догадается, что это не я.
Кестрель молча слушала Йодиллу – она быстро прикидывала, как можно использовать эту возможность. Лазарим тряхнул головой.
– Ваш отец такого ни за что не позволит.
– А разве обязательно говорить ему об этом?
Учитель танцев уставился на Йодиллу.
А ведь она права – кто догадается? План принцессы действительно может сработать. Конечно, все это безумно опасно. Однако попробовать можно.
Сирей захватила собственная идея. Принцесса нетерпеливо обернулась к Кестрель.
– Ты сделаешь это для меня, Кесс, дорогая? Скажи, что сделаешь! Я знаю, что никогда не научусь этому глупому танцу, сколько бы ни старалась. А если не научусь, то не смогу выйти замуж, а если я не выйду замуж, все пойдет вверх дном – будет война и прочие бедствия. А уж как рассердится папа!..
Кестрель посмотрела на принцессу, затем – на учителя танцев. Поможет ли ее плану то, что она наденет свадебный наряд Йодиллы и станцует вместо нее? Вряд ли. С другой стороны, если она согласится, то станет хранительницей опасной тайны, а тайна – всегда источник власти.
– Пожалуйста, дорогая. Тебе так пойдет мой свадебный наряд!
Сирей беспокойно смотрела на подругу. Кестрель поняла, что должна что-то ответить.
– А как насчет них? – Кесс показала глазами на музыкантов.
– Насчет них?
– Они могут проговориться.
Йодилла повернулась к музыкантам.
– Если вы кому-нибудь расскажете о том, что слышали здесь, я прикажу, чтобы ваши языки вырвали, в рот засунули кроличьи головы, а затем зашили вам губы.
