– Высший Удел, – произнес Ортиз. – Прекраснейший город, построенный человеком.
По дороге Анно посматривал по сторонам, ища взглядом тюрьмы или какие-нибудь огороженные пространства, где могли бы разместить пленников, но вокруг были только фермы, деревни и сияющий город на озере впереди. Куда бы Хаз ни посмотрел, он видел людей, шагающих по дороге. Люди двигались веселыми компаниями, направляясь к громадному сооружению, показавшемуся внизу. Огромная арена была вырублена в склоне холма – должно быть, тысячи рабов потрудились над ее возведением. И куда же делись эти строители? Люди, устремившиеся на поросшие травой террасы, казались веселыми, счастливыми и вполне свободными.
Мампо тащился по дороге вместе со всеми, хотя немалый вес госпожи Холиш заставил его согнуться и опустить голову. Женщина, понимая, что Мампо ничего не видит перед собой, пыталась рассказывать юноше о видах, открывающихся перед ней.
– О боже! Никогда такого не видела… Ты не поверишь… Ах, какие краски! Это напомнило мне банку с леденцами, теперь ты таких уже не попробуешь… Ах, радуйся, мой Мампи, они останавливаются… Леденцы, словно драгоценные камни, насквозь просвечивают… Да, похоже, нам дадут отдохнуть, и пора бы уже… Это нечто вроде места, как там ты его называл… ну, где люди приходят смотреть на людей… Осталось уже немного, и трава такая мягкая, должна сказать… Вот несут корзины, будут раздавать хлеб… Столько людей, и все пришли посмотреть, только на что они будут смотреть – даже не знаю… Ну вот, пришли… скоро начнется…
Наконец Мампо остановился и осторожно опустил госпожу Холиш. Рабам позволили отдохнуть на земле прямо над ареной. Госпожа Холиш погладила Мампо по руке.
– Ты так добр к своей старой тете, Мампи.
Мампо пристально вглядывался в зеленые террасы. Он очень устал, но, ощутив возбуждение толпы, юноша вздрогнул. Вокруг него все говорили о манахе, и хотя Мампо никогда раньше не слышал ни о чем подобном, он понял, что арена предназначена для поединка.
Террасы спускались к посыпанной песком площадке, на которой возвышалась насыпь с плоской вершиной, также покрытая песком. В ширину насыпь составляла двадцать ярдов, крутые склоны поднимались не выше человеческого роста. Очевидно, на этой незатейливой сцене и происходила манаха. За насыпью можно было разглядеть темный вход в туннель, выкопанный в склоне холма. Туннель заканчивался ниже по склону, ближе к озеру. На террасе прямо над входом в туннель стоял темно-красный с золотом павильон, внутри его слуга расставлял кресла.
В толпе, разместившейся на террасах, раздались приветственные крики. Проследив за жестами людей, Мампо увидел, что ворота в стене города-дворца отворились и к дамбе направляется конная процессия.
Та-та-ра! Та-та-ра! Звуки охотничьих рогов неслись над водой, возвещая о прибытии лордов Домината. Богато украшенные плащи развевались за гарцующими всадниками. Лошади стучали копытами по деревянной дамбе. Затем показалась еще одна шеренга всадников, издалека казавшихся обнаженными. Завершала процессию толпа придворных, стражников и слуг, окруживших человека в темно-красном плаще.
Бомен не отрываясь смотрел вперед, забыв о куске хлеба в руке. Всадники все приближались, а когда наконец они оказались совсем близко, Бо ощутил животный страх. Страх не имел ничего общего с боязнью колющих копий или режущих мечей. Этот страх проникал в сердца и умы. И источником его был человек в темно-красном плаще.
Человек казался огромным, выше и шире любого из людей вокруг; под надувшимся словно парус плащом сверкали золотые доспехи. На голове всадника был надет золотой шлем, золотая кольчужная сеть спускалась на плечи сзади и сбоку. В ореоле сияющей на солнце гривы волос, выпрямившись в седле и возвышаясь над толпой, человек ехал на огромном вороном жеребце. Охотничьи рога возвещали о его прибытии.
– Доминатор! – кричали со всех сторон. – Доминатор! Мариус Симеон Ортиз, наблюдавший за происходящим столь же внимательно, как и его пленники, ощутил знакомый трепет в груди. Этот трепет всегда охватывал Ортиза, когда Доминатор приближался к нему. Внезапно юный полководец понял, что повторяет про себя клятву верности. Да, эти прекрасные слова всегда придавали ему силы и спокойствия.
