— Что тут еще произошло? — тихо спросил я ее.
— Мистер Вулф дозвонился до ближайшего оздоровительного центра и вызвал оттуда диетолога и специалиста по бодибилдингу. После этого позвонил в главную мечеть Нью–Йорка и попросил прислать нам какого–нибудь муллу. Кажется, его просьбу удовлетворили.
Удивляться–то я еще не разучился, но вот запас средств, с помощью которых это чувство можно выразить, растратил за сегодняшний день полностью. Поэтому я молча смотрел в лицо Лили и не знал, что сказать.
— А–а!.. — воскликнул Вулф. — Фриц, Тео, вот и вы. Идите сюда…
— Сэр, — сказал Хорстман, — мы еще не закончили приборку…
— Это совершенно не важно, есть дела более срочные. Фриц, сегодня у нас в доме состоится торжественный обед, я хочу, чтобы ты немедленно приступил к его подготовке. Это должен быть королевский обед, ты понимаешь, что я имею в виду… Меню обсудим чуть позже. Накрыть следует в этом кабинете. Господа Сол, Фред и Орри любезно согласились помочь тебе перетащить в кабинет большой стол из столовой. Накрывать надо на… — Вулф на секунду задумался, — да, на четырнадцать персон: все присутствующие, включая вас, Фриц и Тео, а также сержанта Стеббинса. Я полагаю — взгляд в сторону Кремера — он тоже имеет право все узнать. Плюс четыре гостя, включая убийцу. Так… Что теперь?.. А, Арчи, скажи, друг мой, у нас в доме есть американский флаг?
— Есть, сэр, — ответил я, глядя Вулфу в глаза — туповато, но преданно.
— Будь любезен, принеси его.
Я молча повиновался.
Вообще–то за долгие годы нашей совместной работы у меня не один раз возникала мысль, что, мол, вот, наконец–то шеф, как и положено гению, сошел с ума, но всякий раз развитие событий доказывало мою неправоту. И я привык выполнять любое его поручение беспрекословно, каким бы идиотским, на первый взгляд, оно не казалось. Я уже знал, что за внешней нелепостью обязательно кроется некое рациональное зерно, понимание которого мне временно недоступно. Ну, что поделаешь, из нас двоих гений именно он, а не я. Я всего лишь исполнитель.
Поэтому я просто спустился в подвал и извлек из кладовки (слава богу, не той, в которой произошло убийство), флаг. Фриц вывешивал его на крыше нашего особняка 4 июля и в День Благодарения. Войдя в кабинет с развернутым стягом на плече, я вытянулся перед Ниро во фрунт и отрапортовал:
— Приказание выполнено, сэр! Дальнейшие указания?
— Вольно, Арчи. Дело в том, что вскоре должны прибыть гости. Два джентльмена прибудут на красном «мустанге», и еще один на зеленом «шевроле». Со всеми договорено, что они узнают мой дом по следующему признаку: на крыльце будет стоять человек и размахивать флагом. Вот ты, Арчи, этим и займешься. Иди. Да, и пришли сюда Стеббинса, нечего ему там торчать…
Я молча повиновался.
На крыльце меня ждало новое потрясение. Ну, во–первых, шел дождь. Но не простой, а так называемый «слепой», когда ярко светит солнце. Я поднял голову. Справа, со стороны океана, на Лонг–Айленд надвигалась густая, плотная, черная туча, прорезаемая огненными нитями молний. Она заняла уже полнеба. Левая половина сияла чистейшей голубизной. За моей спиной припекало солнце, а перед мной над черепичными, островерхими крышами старинных особняков и кронами старых вязов, кленов и каштанов безмятежно простерлась радуга. А во–вторых, перед домом стояла толпа из нескольких сот, если не тысяч человек. Не знаю, когда и зачем собрались здесь эти люди, но они стояли совершенно неподвижно, разбившись на кучки по пять–десять человек, и молча смотрели на наше крыльцо сквозь подсвеченные солнечными золотом дождевые струи. Я обвел толпу взглядом и понял, что большая часть присутствующих мне знакома. Я знал, что если задержу взгляд на любом из них больше, чем на секунду, то моя тренированная память профессионала тут же начнет выдавать информацию: имя, фамилия, профессия, где и когда, при каких обстоятельствах… Но я этого не делал, ибо в каждой кучке было два–три человека, внешне ничем не отличающихся ото всех остальных, но один только взгляд на которых повергал меня в ужас. Мне даже показалось, что боковым, периферийным зрением я улавливаю над их головами какие–то черные, как бы дымчатые столбы, уходящие в небо. В ближайшей к крыльцу группе это была молодая девушка, которую я точно знал, но одна только мысль о том, чтобы вспомнить ее имя, вызвала у меня ощущение ледяной пустоты внизу живота. Я перевел взгляд на Перли Стеббинса, на его бледное лицо и бегающие глаза, и понял, что он перепуган до смерти.
