Может, мне обратиться к поэтессе Маделейн, которая через три дня после ухода Ричи спросила меня: «Еще одна? Во всей Вселенной? Страдаешь ты! А почему?».
Поистине единственным человеком, оказавшимся рядом со мной в этот момент, был сержант Гевински. Он, по-видимому, утоляет на кухне голод. Заткнул галстук за рубашку, так что виден только узел, и поглощает рулет или булочки, которые оставляют маковые зернышки на его подбородке. Стоит ли мне обращаться к сержанту Гевински?
— Миссис Мейерс?
— Да?
— Я буду очень признателен, если в течение нескольких дней вы останетесь дома. Если у вас возникнет необходимость куда-нибудь пойти, для этого требуется… Ну, вы знаете, как это бывает. У нас могут возникнуть некоторые вопросы.
— Я буду здесь.
— Хорошо. Надеюсь, что вы не сбежите, — он подмигнул. — Шутка.
Никто из нас не засмеялся.
Мне следовало строго соблюдать домашний арест. Однако я попросила Гевински, и он разрешил мне посетить моих ближайших соседей. И через две секунды, как сказали бы мои дети, я смылась.
Если посмотреть на наши поместья с воздуха, то Эмеральд-Пойнт находится бок о бок с Галле Хэвен, только на более высоком холме. Но если вам придется идти пешком, то, хоть вы и не попадете в чащу лиан и упавших несколько веков назад деревьев, но поймете, что лес, разделяющий наши владения, полон зарослей крапивы и ядовитого плюща, так что продираться сквозь эту девственную природу очень опасно. Другого короткого пути туда нет.
Самый простой путь — спуститься по деревянной лестнице в конце нашей лужайки за домом вниз на берег — через пляж — и вверх по каменным ступенькам, к задней стороне их дома. Обычно мы со Стефани ездили друг к другу на машине. На этот раз я выбрала длинный путь. Почти четверть мили пешком до Анкоридж-лейн, вверх по Хилл-роуд прямо к Эмеральд-Пойнт. Я не была уверена, что это меня отвлечет, успокоит или, что я обнаружу улики преступления.
Ничего примечательного перед домом, только группа полицейских в форме. Их безупречный вид говорил о том, что полицейское управление Нассау преуспело в пополнении своего штата восхитительными голубоглазыми мужчинами и может даже рискнуть выиграть приз по случаю Дня памяти Мартина Лютера Кинга.
Тюремная машина, выглядевшая не такой, устрашающей из окна моего дома, хранила свою тайну за зашторенными окнами. Полицейский в темно-бордовом пиджаке, которого я уже видела раньше, осторожно приоткрыл дверь машины, так, чтобы только проскользнуть внутрь, и резко захлопнул ее обратно.
Человек, занимавшийся на Хилл-роуд, был не очень замкнутым. Когда я приблизилась к нему, он раскладывал совком какое-то белое вещество. Другой давал ему указания, но потом тоже включился в работу. Он начал фотографировать. Он вытягивался, припадая к земле, но вместо того, чтобы снимать багряно-золотисто-оранжевый лес, он кадр за кадром снимал широкие белые ленты и ограниченное ими пространство. Я украдкой посмотрела: следы шин. Меня немного беспокоило, как бы то, что я слоняюсь здесь без всякой причины, не вызвало подозрений. Но эти двое, по-видимому, были не против зрителей. Округ Шорхэвен с плотностью населения один человек с хорошим вкусом на один акр, должно быть, представлялся им скучноватым. Они приветливо кивнули любезной хозяйке. Я ответила им и стала наблюдать за их работой. Кроме следов машины Ричи, были и другие. Мне все они казались одинаковыми, глубоко отпечатанные на грязной почве, такой же ширины, не тронутые ни ветром, ни осенним дождем.
— Откуда вы знаете, какие именно следы нужно замерять? — спросила я.
— А мы измеряем все, — ответил фотограф.
— Да, — подтвердил другой. — Все.
Они захихикали, довольные своим ответом.
— Здесь их еще много, — добавил он, указывая на следы, которые вели прямо к «ламборгини».
Было совершенно ясно, что Ричи свернул с дороги и оставил машину на лесной полосе. Не лучшее место для укрытия, но достаточно надежное. Играя сотни раз в теннис с Картером, Ричи хорошо знал это место. Там не надо было пробираться сквозь заросли ядовитого плюща, чтобы выбраться на грязную тропинку, ведущую к корту, на которой ваша машина уже будет видна. Партнеры Тиллотсона по теннису парковали здесь машины, потому что не хотели искушать автомобильного вора своими новенькими желто-красными «ягуарами» и не желали получить талон на штраф от местных полицейских за парковку на улице, а не в поместье, что считалось в нашем кругу дурным тоном.
