— Саша, а не слишком ли ты сгустил краски? Неужели ты не открыл в американцах ничего хорошего?
— Чего у них нет, так это высокомерия, снобизма. И за это им многое можно простить. Я объездил все Штаты, всю Канаду. Да, в них много недостатков, их можно ругать. как я это сейчас делаю, но, знаешь, мне при этом их даже жалко: я их крою, а им и защищаться нечем, они ведь не знают, что я на них нападаю. Они вообще очень наивные люди… Они любят кумирствовать. обожествлять Новый Свет. Мне кажется, что для них другого мира не существует. Они давно уже отрубили связи с Европой.
— Значит, авторитеты Европы для них ничего не значат?
— Абсолютно, они считают себя самой великой нацией.
— Трудно поверить в то. что американцы не знают о Сартре, Расселе, Хайдеггере?
— Никто не знает, кто такой Сартр. Уверен, что Рейган никогда о нем не слышал. Американцы выбрали его президентом только за то. что он был киноактером. Ведь киноактер в Америке — единственный уважаемый человек позже банкира.
— А Буш?
— Буш ограниченный человек. Свои дипломатические науки он, конечно, усвоил. Но в остальном…
Мы вопросительно переглянулись. Хотели было заглянуть в собственный огород, но Саша продолжал:
— Быть может, я утрирую: возможно, что Рейган и Буш слышали о Сартре. Но в абсолютной своей массе Америка не знает Европы и не хочет знать, она открещивается от нее, она живет, словно на необитаемом острове, делая вид, что именно американцы — основная часть мира. Они совершенно изолированы и удивительно ограниченны. Но в этом своем ограничении безумно счастливы, живут в какой-то эйфории. Я говорю в общем-то банальные вещи, но я уверен, что до меня никто этого громко не говорил. Василию Аксенову просто удобно живется, он занял определенное положение, он нашел свою нишу. Мне же все это противно. Он может жить рядом с неграми, которые его оскорбляют, которые готовы убить каждого белого, которые не хотят работать, не хотят интегрироваться и не хотят вообще ничего делать. А левые их поддерживают и кормят: «Ах вы наши несчастные чернокожие».
— И писателей в Америке не уважают?
— Писателей не существует. Писатель в Штатах — последний человек. Тем более если у него скромный доход, он просто ноль.
— А Апдайк?
— На Апдайка работает отлаженная машина Нью-Йоркских издательств. Его постоянно печатают. Но даже он и ему подобные жалуются, что тиражи катастрофически падают, что они уже почти не могут заработать себе на жизнь. Пером зарабатывают на жизнь лишь единицы. Ну, не считая, конечно, бросовую литературу, авторов бестселлеров, комиксов… Кстати, надо отдать должное Апдайку, в свое время он работал над словом, был блестящим стилистом. А сейчас скатился в какую-то серость, описывает гаражи, автомобили, явно хочет потрафить публике…
— Как Артур Хейли?
— У него не так, у него есть поддержка. Иностранный нобелевский лауреат — это максимум тридцать пять тысяч экземпляров прозы. И все… Максимум.
— А Зингер?
— Думаю, что тысяч тридцать, и это только в Нью-Йорке, в очень небольшой части Нью-Йорка. Зингера никто не знает. Давайте поедем и спросим у любого человека в Америке, кто такой Зингер. Вот увидите, они скорее вспомнят того Зингера, кто делал швейные машины. Зингера не существует. Набокова давно забыли. Америка блестяще умеет забывать… Набоков разбогател только за счет «Лолиты». За счет ее экранизаций… Обратите внимание, как стремительно он уехал в Швейцарию.
— Набоков из Штатов уехал в Швейцарию, Одоевцева из Парижа в Ленинград. Некоторые сегодня рискуют возвратиться назад, кто на время, а кто и навсегда.
— Думаю, что пока никто сюда не хочет ехать. Одоевцева приехала умирать… Я приехал сюда, потому что не был здесь четырнадцать лет. Мне страшно хотелось в Россию.
Здесь мне ничего не надо, но читатель мой — здесь. В любом случае я понимаю, даже если меня здесь ничего не будет устраивать или я кого-то не буду устраивать, все равно читателей у меня здесь будет больше, чем во всей Америке. Во всяком случае, в течение моей жизни Америка не переродится. Она существует как индустриальное, сильно развитое государство, но меня это абсолютно не колышет… Эта страна многих не признает. В том числе и меня. И поскольку нет интереса к русской литературе, этой страны для меня тоже нет. Нет отклика и нет отзыва, это совершенно естественно. Я противопоставляю себя стране? Пусть! Я бросаю ей вызов, она этого даже не заметит, она не заметит ничего.
