ОГЛЯНИСЬ НА ДОМ СВОЙ, АНГЕЛ!
„Если Бога нет, - восклицал устами одного из своих героев Федор Достоевский, - то все можно, все дозволено." „Если нет греха, то сама душа - преступление" - вторит ему Бернар-Анри Леви, и фраза эта становится ключом к его „Завещанию Бога". Эта книга поистине вещее свидетельство о катарсисе, через который проходит сегодня поколение автора - поколение вчерашних монтаньяров, совсем еще недавно жаждавших перманентного бунта и всеобщего разрушения.
Справедливости ради надо сказать, что в борениях с окружающей его средой оно - это поколение - сумело вырваться из ее удушающей буржуазности и, в известном смысле, опередить время, но, преодолев повседневность, вдруг оказалось перед новой пустыней, где уже вовсе нечем было дышать и некуда больше двигаться. И тогда первые оглянулись, с головокружительной горечью убеждаясь в том, что вырвались не столько из той самой среды, сколько, и прежде всего, оторвались от самих себя, от Закона, который изначально был в них заложен.
И здесь, как в детстве, когда мир еще полон загадок и единообразия, их вновь закружили трагические в своей голой простоте вопросы: что, зачем, почему? Что я такое, зачем я живу и почему мир так глубок и объемен? В этой непреходящей банальности самопознания и заключен, на мой взгляд, подлинный смысл всякой сколько-нибудь серьезной философии вообще и новой книги Бернара-Анри Леви в частности.
Кто-то из моих современников горько заметил: „Чтобы по-настоящему понять, что такое Свобода, надо ее сначала потерять". Это, видимо, правда по отношению к современности, но все в Человеке должно протестовать против этого: неужели и впрямь, чтобы ощутить ее возвышающий вкус, нам необходимо пройти сквозь ад освенцимов и колымских ночей, неужели и вправду, чтобы пробиться к ней, нам нужно сначала захлебнуться собственным криком и кровью, неужели и в самом деле прежде, чем стать свободными, мы обречены кружиться по всем девяти кругам нечеловеческих испытаний?
Нет, говорит нам Бернар-Анри Леви, нет и еще раз нет! Человек как отдельная личность, неповторимый индивид самодостаточен для того, чтобы остаться свободным. Он призывает нас к Сопротивлению. К Сопротивлению не мученика, а Человека, одаренного Божественной свободой воли, выделенного из общей массы, одинокого, но, тем не менее, защищенного своим одиночеством от гибельной трясины стадного мышления, коллективного детерминизма и личностного распада.
„Итак, когда я говорю о трансцендентальном идеализме, - это просто прием, чтобы избежать дилеммы, в которую меня бросает философия. Когда я утверждаю „есть что-то от Человека", достаточно этой установки, означающей обратное предмету, области мира или категории Бытия. Когда я при этом говорю „Человек" - это не предмет, а не что иное, как перспектива мира, точка зрения на Бытие, точка зрения просто безнадежного, но упрямого Сопротивления".
Но даже в безнадежности этого Сопротивления Бернар-Анри Леви усматривает спасительную для Человека альтернативу. Мистическое одиночество Исайи или Иеремии для него убедительнее триумфальной безликости Наполеона или Сталина. Для него плата за Свободу и есть Одиночество, но оно-то и подвигает Человека к беспрерывному Сопротивлению.
Помнится, в Таганской тюрьме, еще будучи мальчишкой, я получил свои первые пять суток карцера. По возвращении в камеру один матерый зэк спросил меня:
- Что, малолетка, голодно было?
- Нет, - вполне искренне ответил я, - к голодухе я с детства привык, скучно было.
Тот назидательно помахал у меня перед носом заскорузлым пальцем:
- Запомни, малолетка, человек, которому наедине с собой скушно, уже не человек, а дерьмо.
