Послание об образе жития и отчасти о жизни Пахомия и Феодора - страница 10
Братия, как вы понимаете глас Иеремии, глаголющего к Богу: «Господи Боже сил. Не седох в сонме их играющих, но бояхся от лица руки Твоея: на едине седях, яко горести исполнихся» (Иер.15:16–17)? Почему вы не вспомнили слова Иова: «Аще ходих с посмеятели» (Иов.31:5), печаль приключится со мною? Как вы могли забыть речения [апостола] Павла, над которыми вы постоянно размышляете[107]? Неужели вы не знаете, что Бог призревает и на малые, и на великие прегрешения рабов Своих ради спасения их? Разве вы не слышали, что сказал Соломон: «Якоже глас терния под котлом, тако смех безумных» (Еккл.7:7)? И еще: «Смеху рекох: погрешение» (Еккл.2:2)? Также: «Блага ярость паче смеха» (Еккл.7:4). Поэтому, придя в себя, вслушайтесь в слова Апостола: «смех ваш да обратится в плач» (Иак.4:9), чтобы не испытать вам печального приговора Спасителя, гласящего: «Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете» (Лк.6:25). Лучше поскорее обрести вам добровольное сокрушение и добровольный плач, которые временны, дабы не вкусить опыта невольного сокрушения и невольного плача, которые вечны[108]. Каждый из вас должен взывать к Богу: «Яко аз на раны готов» (Пс.37:18).
И когда Феодор еще продолжал говорить, четыре [монаха], словно сговорившись (хотя и находились на некотором расстоянии друг от друга), начали рыдать и вопить громким голосом и, обратившись лицом на восток, поверглись ниц пред Богом. Признав себя виновными, они просили все множество братий молиться о них. После того, как все со многими слезами помолились о них, собрание закончилось как обычно.
Те же [иноки], запасшись словами Феодора, словно дорожными припасами, на всю жизнь, так исправились, что все пребывающие в монастыре имели каждого из них образцом и примером [пути] ко спасению. Ведь и прежде, до этого небольшого прегрешения, жизнь их была такой же [примерной].
24. Некто из монахов, по имени Мусей, родом из Фиваиды, находился в подчинении Силуана, о котором упоминалось выше. [Однажды] он вместе с Силуаном и другими братиями был отправлен на остров реки для того, чтобы собирать и засаливать полевую горчицу, которая шла в пищу братий[109].
На пятый день пребывания здесь он один был отозван Феодором, но не послушался, сказав: «Я приду вместе со всеми братиями, когда мы закончим порученное нам дело». Тем не менее, против своей воли Мусей был возвращен в монастырь и нашел Феодора в келлии громко плачущим, а Псентасия и Исидора стоящими рядом с ним. Феодор долгим взглядом посмотрел на него, а затем сказал:
«Почему мне было возвещено не о смерти тела твоего (ведь это было бы лучше), а о смерти души твоей? Разве я, встречаясь наедине ночью и днем с тобой в келлии твоей, не говорил: «Душа твоя поглощена мыслями о дурном[110]. Ты лелеешь помыслы более тяжкие, чем любой грех, а такие размышления погубили многих». Когда же ты отвечал мне, что бесы внушают тебе эти нечестивейшие мысли, я сказал: «Бесам не попущено нападать на тебя»[111]. Ты же, позволив разрастись буйным порослям [помыслов], приготовил обширное пастбище для бесов, привлекая их к себе [своими] злоумыслами. Не говорил ли я тебе: «В тебе исполняется сказанное в Книге Притч: «Якоже нива муж безумный, и яко виноград человек скудоумный: аще оставиши его, опустеет и травою порастет весь, и будет оставлен, ограды же каменные его раскопаются»» (Притч.24:30–31)?.
Далее [Феодор] сказал: «Куда привел тебя «путь недобрый» (Притч.16:29)?». А когда [Мусей] ответил, что у него не было никакого нового помысла, кроме тех, о которых Феодор уже знал, то [Феодор] изрек: «А после, когда ты сидел в келлии, о чем ты думал и что утвердилось в сердце твоем?». На ответ же [Мусея], что то были бесовские внушения, Феодор сказал: «До того часа ни одному из бесов не было попущено напасть на тебя. Но поскольку ты [сам] укоренил в сердце своем таковые дурные [мысли] и стал жилищем бесов, то тщетно твое пребывание здесь, а поэтому велено изгнать тебя из монастыря».
[Затем Феодор] передал [Мусея] четырем молодым монахам и повелел отвести его в его собственный дом. Когда он оказался у монастырских ворот, то, отпущенный четырьмя монахами и будучи одержим злым духом, устремился в свое селение, мыча, словно вол.
