Юлиус косо на нее посмотрел.
— Ладно, ладно, выволочка окончена. Я знаю, что Майкл «особенный», а вы с Марией убеждены в его высшем предназначении. Расскажи мне лучше о незнакомце, которому так нужен психоанализ. Имя у него есть?
— Он его все еще не помнит. Майкл зовет его Сэмом.
— Почему Сэм?
— Сокращение от «Самсон». Этот парень сложен, как молодой Арнольд Шварценеггер, и у него очень длинные волосы, как у библейского Самсона. И он действительно отзывается на это имя, оно кажется ему знакомым. Но что странно, так это его поведение, когда он рассматривает себя в зеркале.
— То есть?
— Глаза. Он смотрит себе в глаза, иногда часами, когда лежит на кровати с маленьким зеркалом. Словно видит, но не может осознать какое-то сильное изменение.
— Какого цвета его глаза?
— Черные. Как у Майкла. — Юлиус свернул с шоссе на юг, к району Виста Аллегре. Они проехали мимо ряда одноэтажных домов размером с два трейлера. Тут обитали семьи из трех-четырех поколений, молодежь привыкала спать на плоских крышах под звездным небом и возиться на огородах за домом.
Дом Гэбриэлов стоял напротив бутилирующей фабрики. Огромное дерево хуаранго целиком закрывало лужайку перед домом, а стволы молодых деревьев тянулись к солнцу везде, где семенам удавалось попасть в землю.
Много лет назад группа исследователей из Кембриджа во главе с Юлиусом и Марией Гэбриэл обнаружила, что хуаранго (Prosopis pallida) когда-то росли по всей долине Наска. Пятнадцать веков назад индейцы, в нарушение запрета Виракочи, активно выкорчевывали деревья, чтобы освободить место под посевы зерновых. Без поддержки корневых систем грунт стал нестабилен. В 500 году от P. X. Эль Ниньо затопил эту территорию и смыл зерновые. Водоросли уничтожили экосистему и всю местную цивилизацию.
Мария Розен Гэбриэл, прежде чем панкреатический рак отнял у нее жизнь, успела предпринять успешную попытку новых насаждений. Местное правительство в память о ней подарило семье дом и участок.
Юлиус остановил джип. Лора подхватила сумку и прошла вслед за ним в дом.
Внутри он был похож на библиотеку. Стены оклеены картами. Книги сложены стопками на полу. Мебель ограничивалась старым стулом с потертой кожаной обивкой, несколькими масляными лампами и большим садовым столом, который использовался как рабочий. На кухне оказались газовая плита и холодильник, одинокая раковина на подпорках и потертый стеллаж с испанскими консервами. Крошечный столик сдвинут к пожелтевшей от времени стене, рядом стояли три складных стула. Дверь в спальню занавешена цветным шерстяным покрывалом. Деревянные ступени, приколоченные к дальней стене, вели на крышу.
Лора покачала головой.
— И что же это? Обитель несговорчивого археолога?
— Что есть, то есть.
— И ведь не поспоришь. Где здесь туалет?
— Если ты о сортире, то за домом.
— Там хоть есть кабинка, или это просто кусты с рулоном туалетной бумаги? — Она оглянулась. — И где здесь задняя дверь?
— Не я это строил. Я просто живу здесь.
— Замечательно. — Лора бросила сумку на пол, вышла из дома и пошла в обход. Горячая земля покалывала босые ноги. Выругавшись, она поспешила в тень хуаранго и в который уже раз пожалела, что покинула Испанию.
Большую часть заднего двора занимал спущенный воздушный шар; оранжево-голубая ткань обшивки была свернута рядом с плетеной корзиной.
И тут она увидела незнакомца.
Он стоял за деревянной стеной на границе открытой площадки. Без рубашки, очень загорелый, мускулы скульптурно перекатывались под влажной от пота кожей. Лора оценила широкие плечи и узкую талию, когда незнакомец, стоящий к ней спиной, бросил футбольный мяч ее племяннику, который бежал к линии в пятидесяти метрах от него.
Крученый мяч пришел Мику прямо в руки.
Лора не задумываясь зааплодировала — и выдала свое присутствие.
Незнакомец удивленно обернулся.
О боже… действительно Самсон.
Он не сводил с нее глаз.
— Привет! — Мик подбежал к ней, вспотевший, но не запыхавшийся. Поравнявшись с Сэмом, он толкнул его в плечо и со смехом увернулся от ответного толчка.
Два спортсмена приблизились.
Теперь Лора не могла отвести от него глаз и чувствовала, что волосы готовы подняться дыбом. Незнакомец был старше ее племянника лет на двадцать, и они могли бы быть отцом и сыном — настолько сильным оказалось сходство.
