Макаров усмотрел в этом хитрость противника, ведь теперь недельные репетиции и отработка маневра по атаке пеленгом колонны противника шли прахом. Да и низкое солнце в завязке боя слепило русских наблюдателей и артиллеристов. На самом деле на мостике «Микасы» Того, не будь он самураем, уже кидался бы в подчиненных биноклями и подзорными трубами. Он был уверен, что сработала иезуитская хитрость Макарова, который повел караван транспортов из Шанхая в Артур не по прямой, а под берегом. Если бы не отставший от своего отряда «Акебоно», случайно наткнувшийся в темноте на «Новика», русские вообще проскочили бы линию дозорных крейсеров. Теперь же его, Того, план боя можно было посылать к восточным демонам! Как можно теперь наскоками атаковать концевые корабли русских, для чего быстроходные броненосцы выделены в три отдельных отряда, если их еще надо догнать? К тому же наиболее мощные корабли сосредоточены в хвосте колонны и оказались наиболее удалены от русских. Теперь и Того приходилось в процессе погони тасовать свои отряды.
На самом деле Макаров просто решил подстраховаться. Ночью он повел транспорты вдоль берега исключительно для того, чтобы в случае минной атаки, которую считал неизбежной, прикрывать их пришлось только с одной стороны. Русские адмиралы настолько уверовали в непогрешимость и вездесущность японской разведки, что даже не пытались провести конвой без боя. Может, именно поэтому им это почти удалось.
После долгого и безрезультатного обстрела «Новика» Того попытался обнаружить до сих пор не найденные русские транспорты силами трех отрядов бронепалубных крейсеров. Но те раз за разом натыкались на меняющую курс, подобно змее, колонну русских броненосцев или на четыре крейсера-шеститысячника. Бой с ними для любого японского отряда крейсеров был изощренной формой самоубийства. Тогда Того приказал Камимуре с четырьмя самыми быстрыми кораблями линии (два новейших, только что прибывших из Англии броненосца второго класса «Фусо» и «Конго»[1] и самые быстрые асамоиды «Ивате» и «Идзумо») пройти мимо русской эскадры вдоль берега. Попытка была жестко пресечена поворотом шести русских броненосных крейсеров. Они встали поперек курса и угрозой кроссинга вынудили Камимуру вернуться к главным силам. Именно в этот момент командовавший отрядом броненосных крейсеров Йэссен, поднявший флаг на «Корейце», допустил первую из столь многочисленных в этой битве адмиральских ошибок.[2]
Он неправильно оценил скорость приближения отряда Того, во главе которого шли два лучших на тот момент броненосца мира[3] «Микаса» и «Сикисима». Йэссен отвернул на север последовательно, потому что так было быстрее и проще догнать броненосцы Макарова и занять свое место в строю. Когда на шедшем концевым «Баяне» запросили разрешения на открытие огня, так как дистанция до «Микасы» сократилась до пятидесяти кабельтовых, это стало для Йэссена неприятным сюрпризом. Он в этот момент смотрел в подзорную трубу на снова поворачивающие вслед за ним крейсера Камимуры, которого он считал «своим» противником. Перенеся взгляд на броненосцы Того, Йэссен встал перед весьма непростым выбором. Того шел прямо на его отряд кильватерной колонной. И следующие десять минут все корабли его отряда могли вести огонь по головным японцам полными бортовыми залпами, получая в ответ только подарки с носа головных японцев.[4] Конечно, потом на отходе ситуация изменится на прямо противоположную. И через четверть часа уже полные бортовые залпы броненосцев Того будут приходить почти строго в корму его крейсеров, а те смогут отвечать только кормовыми орудиями. Но к тому моменту дистанция должна вырасти до более пятидесяти кабельтовых, а русские будут вести огонь бортом с тридцати… Молодой и горячий Йэссен решил рискнуть.
Первые пять минут после пристрелки русские артиллеристы повеселились на славу. По «Микасе» вел огонь отряд самого Йэссена, а по «Сикисиме» били три броненосных крейсера Рейценштейна. Под градом восьми- и шестидюймовых снарядов на головных японцах начали разгораться пожары, на «Микасе» явственно была видима развороченная кормовая труба и снесенный начисто формарс. От удара гулко, подобно колоколу в храме Будды, загудела носовая башня главного калибра, но английская броня выдержала. «Сикисима» после очередного попадания зарыскала на курсе. Хотя что такого мог сделать восьмидюймовый снаряд этому отлично забронированному броненосцу, никто на в рубке «Громобоя» предположить не мог. На мостике «Микасы» Того, после доклада сигнальщика о неустойчивом курсе второго броненосца, приказал поднять сигнал «Доложить о повреждениях». Через пару минут на мачте «Сикисимы» взвился флажный сигнал «Готовы продолжать бой до победы». При этом на грот-мачте вновь поднялся сигнал, которым сам Того в начале сражения пытался ободрить команды вверенных ему кораблей. «Судьба империи зависит от исхода этого сражения». При этом некоторые флаги были запятнаны кровью и обгорели, похоже, очередной русский снаряд поразил сигнальщиков в момент набора сигнала. С неуловимой задержкой, на поднятые «Сикисимой» флаги отрапортовали и остальные корабли броненосных отрядов. На втором в японской колонне броненосце сейчас боевая рубка напоминала поставленную на огонь кастрюлю с рисом. Охваченная со всех сторон огнем пожара и наполненная дымом, она была весьма «жарким местечком». Ни вести наблюдение за противником, ни просто держать броненосец на курсе, когда не видно, куда именно валится нос, вправо или влево, было практически невозможно.
