— Разве я давал какие-то особые инструкции? Не припомню.
— Еще раз извините, ваше превосходительство, — бледный от гнева Волков вцепился в подлокотники, — но в тот день, когда случайным выстрелом был убит рабочий Тупен, вы достаточно определенно выразили свое неудовольствие, что было расценено как…
— Я не библейский пророк, — губернатор возвысился над столом, — и мои слова не нуждаются в талмудических комментариях. Что же касается инструкций полиции, то повторяю, Юний Сергеевич, что не давал их ни в какой форме. Да-с! Повторяю и вновь готов повторить, что не одобряю безответственной стрельбы, после которой следуют антиправительственные манифестации с красными флагами. Надо, господин полковник, накипь снимать своевременно, тогда и кипяток не побежит через край. Найдите закоперщиков, упрячьте за решетку главных смутьянов, и тогда не токмо войск, но и полиции не понадобится. Стадо без вожаков разбредется. Но ведь так не делается! Напротив, какой-нибудь трусливый недоумок палит в толпу! Я устал повторять одно и то же…
— На сей раз мы своевременно предупреждены о готовящейся демонстрации, превосходящей, возможно, по своим масштабам и организации памятные беспорядки в столице. — Волков дал губернатору время осмыслить неприкрытую угрозу. — Надобно достойно ответить, — тихо и со значением досказал он.
— Срочно свяжитесь с Петербургом, Юний Сергеевич.
— Уже сделано. Рекомендовано подавить всеми возможными средствами.
— Каких же особых инструкций ожидают тогда от меня?
— Главное — не допустить чернь к центру.
— Маршрут известен?
— Не в подробностях. — Ощущая собственное бессилие и мучась сознанием, что Пашков в который раз обвел его вокруг пальца, Юний Сергеевич тоже неторопливо поднялся и подошел к губернатору вплотную. — У нас не Санкт-Петербург, ваше превосходительство, — произнес он скорее просительным, нежели угрожающим тоном. — Войск недостаточно, и они не слишком надежны. Полиция тоже не ощущает должной уверенности. Если вы самолично не призовете дать смутьянам достойный урок, я не поручусь за исход нынешнего дня. Прошу вас, Михаил Алексеевич, умоляю!
— Незачем просить меня, дражайший Юний Сергеевич, незачем. Двух мнений быть не может. Я не то что соглашаюсь на решительные действия, но даже прямо требую их от вас, от армии и полиции. Это наш долг! Пусть войска покидают казармы и занимают позиции, а полиция перекрывает ключевые улицы! Что за вопрос?
— Как? — Волков совершенно запутался. «Рейнеке-Лису», как он прозвал губернатора, оказалось уже недостаточным оставить в дураках его, мальчика для битья. Нет, теперь превосходительству самому было угодно разыгрывать роль рыжего на манеже.
— Вы еще чего-то ждете от меня, Юний Сергеевич? — участливо осведомился Пашков.
— Михаил Алексеевич, отец родной! — Полковник только что не плакал.
— Что за неуместная мелодрама, господин полковник? — рассердился Пашков.
— Распорядитесь, ваше превосходительство, как следует пугнуть чернь!
— Я протелефонирую начальнику гарнизона и поинтересуюсь его мнением, — с нотками нетерпения в голосе перебил Пашков. — Если он своей властью распорядится выкатить на улицы пушки — господь ему судья. Мне подобного приказа никто не отдавал, и я в свою очередь воздержусь от такой крайности. Прошу ясно меня понять, господин полковник. — Он задохнулся на миг. — Если беспорядки приобретут опасный характер, стрелять необходимо! Вы слушаете меня? Не-об-хо-димо! Сперва, конечно, надлежит дать предупредительный залп. Сами события покажут, насколько оправданным будет применение оружия. Вы понимаете? Но во избежание кровопролития и ради предотвращения еще более серьезного развития беспорядков приказ открыть огонь не может быть отдан заранее. Не могу-с выдать индульгенцию к бессмысленному убийству. А посему господ полицмейстеров, приставов и военное командование попрошу держать меня в курсе событий. В случае крайней необходимости я не токмо дозволю, но прямо потребую применить оружие.
— Это прекрасно, ваше превосходительство, однако почти невыполнимо. Вы не сможете быть во всех местах одновременно, а порой секунды решают успех дела.
