— Пишу немного.
— Тем более некрасиво и стыдно. История с подложным векселем необратимо пятнает вашу репутацию. После арестантских рот двери приличного общества будут для вас закрыты. Вы об этом подумали? Ох, деньги-деньги, кого они только не губили! Не отчаивайтесь, голубчик, не вы первый, не вы последний. — Полковник понимающе закивал. — Мне искренне вас жаль, но вы сами во всем виноваты.
— Я невиновен, — не поднимая глаз от пола, стоял на своем Борис. — Даю вам честное слово!
— Честное слово! — Полковник хмыкнул. — Нет, касатик, вы именно виновны! Даже в том случае, если все это подстроено, вы ви-но-ва-ты. — Пальцы его отстучали короткую дробь. — Напились как сапожник, до белой горячки насосались… Что мне теперь с вами делать? Отпустить под расписку до суда или отправить в камеру?
— Вам виднее, ваше высокоблагородие, — с трудом ворочая языком, выдавил из себя Борис. Вязкая, горячая слюна заливала горло, и он поминутно сглатывал. — Только я не подчищал…
— Покажите ваши глаза, — проникновенно попросил полковник.
— Клянусь вам! — взмолился студент. Губы его задрожали и жалко искривились к углам.
— Хорошо-с, — кивнул офицер, пристально вглядываясь в искаженное, залитое слезами лицо. — Попробую поверить вам, бедный мальчик. — И, ударив звонком, повелительно крикнул кому-то: — Стакан воды!
Борис рыдал, закрываясь руками. Очистительная горячая соль растопила прыгающий комок под горлом. Сразу стало вольнее дышать, и какая-то облегчительная слабость освободила его от скованности. На душе было легко и свободно. Он ощущал себя прежним, понятным и близким себе самому Борисом Сталбе, единственным и неповторимым. Это было удивительное по сладости и новизне чувство.
— Политика никогда не может быть делом поэзии! — восторженно прошептал он.
— О! — Полковник усмехнулся. — Это, кажется, Гёте? Или из Эккермана о Гёте? — Он отставил пустой стакан. — Но, если память мне не изменяет, где-то близко сказано и иное: «Я сам себя не знаю, и избави меня, боже, знать себя!» Вы-то хоть себя знаете, господин Сталбе? Если знаете, то попытайтесь объясниться, что вы сделали с трупом убитого вами рабочего Зутиса?! — звонко, как на параде перед строем, выкрикнул он.
Борис рванулся, пытаясь вскочить, но полковник брезгливым тычком толкнул его обратно:
— Сидеть!.. Вас видели, Сталбе, в лесу склоненным над телом убитого. Что вы там делали?! Кто вас послал?! Куда вы затем побежали? — Полковник так и хлестал вопросами без выжидательных промежутков, словно совсем не нуждался в ответах.
А с Борисом происходили странные вещи. Он опять утратил себя и перестал понимать происходящее. Но хотя болезненный цикл и замкнулся, юношу вынесло на иной совершенно уровень. Ослепительно красное пламя полыхнуло перед глазами. Не помня себя, он вскочил, опрокинув стул, и, срывая голос, взвизгнул:
— Как вы смеете? Палач! Сатрап! — тут же свалился назад, задыхаясь, глотая воздух. Яростная вспышка мгновенно, молниеносно сменилась полнейшей усталостью. Он был выжат, как лимон. Выступил холодный пот, и начался озноб. — Воды, — прошептал он, и глаза его подернулись мутной пленкой.
— Так-то оно лучше, — совершенно спокойно заметил полковник и позвонил. — Дайте ему напиться, Христофор Францыч, — велел он кому-то невидимому. — Весьма неуравновешенный субъект.
Заметив, что студент приходит в себя, полковник возобновил свой необычный допрос:
— «Палач»! «Сатрап»! — передразнил он. — Какой знакомый лексикон и как это, в сущности, скучно. Студенческие пирушки на вас плохо действуют, Сталбе… Возможно, я и палач, хотя никого не казню и не терзаю пытками. Да-с… Но уж во всяком случае не сатрап. Вы хоть знаете, кто такой сатрап, студиозус? Молчите? Значит, не знаете. Сатрап — это начальник сатрапии, в некотором роде губернии древнеперсидского царства. На худой конец вы могли бы именовать так господина губернатора, — возможно ему бы это и польстило, — но только не меня. Мое предложение отпустить вас все еще остается в силе, и только от вас зависит, будет оно реализовано или же нет. Поэтому не устраивайте фокусов и отвечайте на вопросы. Прямо и точно отвечайте на мои прямые и точные вопросы. Вы уже запутались с подлогом, не дайте же вляпать себя в «мокрое дело», как выражаются некоторые из наших пациентов. — Он вдруг бахнул кулаком по столу: — Будете отвечать?!
