Жизнерадостный смех его оказался настолько заразительным, что заулыбались и остальные. Удивительно легко стало на душе. Жаворонки, слепящий блеск реки, бодрый холодок ветра, колеблющего солнечный туман.
Томительно хотелось полного согласия с собой и миром в этой звенящей удивительной тишине.
Плиекшан приветливо взмахнул рукой. «Кажется, его зовут Мартин», — пронеслось в голове.
Молоденькая девушка, сделав книксен, поднесла ему букетик сон-травы. Он погладил ее по голове, краем сознания понимая, что от него ждут каких-то особых, значительных слов. Он с трудом подбирал их, но они бесследно исчезали. Оставалось лишь беспомощно улыбаться, страдая от волнения и немоты. Его выручил Звирбулис.
— Сейчас перед вами выступит наш Райнис, — тихо и значительно сказал он.
Не то чтобы Плиекшану сразу же стало ясно, о чем он будет говорить, но неуверенность отступила.
— Я снова вижу вас, истинных хозяев моей земли, — преодолевая волнение, начал Плиекшан. — Какое вольное небо над вами! Как свободно шумит листва этого майского дуба, на котором вы подняли наш флаг! Какие слова, какие мысли могу я добавить к этому? — Он говорил трудно, с усилием выстраивая непокорные фразы. — Мне так хочется раскрыть душу, но для этого нужно молчать или петь. Меня переполняет предчувствие бурных и радостных перемен. Я верю, что революция непременно свершится! Нельзя нам жить по-прежнему, никак нельзя. Так не останется, так оставаться не может. Весеннее половодье прорвет запруды. Все переменится в мире до самых корней! Я смотрю на флаг, — Плиекшан поднял руки и запрокинул голову. — Он летит по ветру, и вместе с ним летят наши ожидающие перемен сердца!.. Что еще я могу сказать? Моя мысль ушла в перо, — он сделал вид, будто пишет по воздуху. — И я разучился говорить.
Кто-то неуверенно заиграл на гармонике… Потом мотив подхватила волынка, и вскоре вся маевка пела про сломанные сосны:
Нас надломила вражья сила,
Но дух борьбы она не укротила…
Плиекшан поклонился и неловко отступил в сторону. Но Жанис Кронберг почти насильно вытолкал его на середину и, встав рядом, как заправский хормейстер, взмахнул руками:
Сосны стали в море кораблями…
Взволнованно и плавно лилась песня про корабли, которые, напружив рвущиеся паруса, плывут наперекор стихии в солнечную даль. И никто не расслышал предостерегающего свиста за деревьями. Не успела замолкнуть песня, как, ломая кусты, на поляну выскочил типографский подручный Строгис:
— Полиция-а-а! — Красный от натуги, не переставая вопить, налетел он на великана истопника и упал в траву. — Беги-и-ите! — Уткнувшись головой в землю, он силился подняться.
Стало тихо. Застигнутые врасплох люди не знали, что делать. Заунывно тянула последнюю ноту раздутая волынка.
— Спокойно, товарищи! — распорядился Звирбулис. Пробившись сквозь толпу к Плиекшану, он бросил ему пальто: — К лодкам! — И полез снимать красный флаг. — Ничего не бойтесь! — крикнул он уже сверху. — Ведите себя, как на обычном гулянье!
Полиция показалась на выгоне, когда рижане и Плиекшан уже продирались сквозь прибрежный ивняк. Звирбулис, Пукис и Лепис, прикрывавшие отход, отстали от них шагов на сто. Пропустив Звирбулиса, спешно запихивавшего за пазуху кумачовое полотнище, Лепис неторопливо вынул пистолет и спустил его с предохранителя. Полицейские бежали длинной неровной цепью. В белых летних мундирах они выглядели удивительно мирно под безмятежным небом, среди праздничной зелени.
Прыгая в лодку, Плиекшан почему-то подумал о ромашках…
Вместе с ним оказались Учитель, Люцифер и Жанис.
— Стой! — Люцифер придержал готового оттолкнуться Жаниса. — Подождем Леписа.
Потянулись напряженные секунды. С обрыва доносились приглушенные выкрики и возня. Отчетливо хлюпала в корневищах волна. Плиекшан был спокоен и собран, хотя дышал еще прерывисто, учащенно. Изакс в соседней плоскодонке никак не мог зажечь папиросу.
Наконец показались Пукис и Лепис. Дружно спрыгнув с обрыва, бросились они к лодкам. Лепис — правая рука в кармане — с разбегу влетел прямо в воду и неуклюже перевалился через борт.
— Давай, такой-сякой! — весело скомандовал он Жанису и принялся озабоченно расшнуровывать заляпанные глиной штиблеты. Муаровый галстук его сбился набок, а шляпа-болеро осталась в кустах.
