— Сейчас лето, снега нет.
— Принимаешь желаемое за действительное. В горах всегда снег.
— Но если пройти нельзя, мы вернёмся.
— Возвращайтесь. Лучше возвращайтесь.
Луиза повернула к своей двери. Казик выбежал ей навстречу. Олег толкнул дверь к Кристине.
У Кристины душно, пахнет чем-то кислым, плесень уже закрыла стены, как обои, и, хоть плесень жёлтая, оранжевая, яркая, в комнате от этого не светлей. И светильник не горит.
— Привет, — сказал Олег, придерживая дверь, чтобы разглядеть, кто где в этой комнате. — Вы не спите?
— Ох, — отозвалась Кристина, — пришёл всё-таки, я думала, что не придёшь, забудешь. Раз вы в горы собрались, зачем обо мне помнить?
— Ты не слушай её, Олег, — произнесла тихо, очень тихо, почти шёпотом Лиз. — Она всегда ворчит. Она и на меня ворчит. Надоело.
Олег нашёл стол, пошарил по нему руками, отыскал светильник, вынул из кошеля на поясе кремень и трут.
— Чего без света сидите? — спросил он.
— Там масло кончилось, — ответила Лиз.
— А где банка?
— Нет у нас масла, — вздохнула Кристина. — Кому мы нужны, две беспомощные женщины? Кто принесёт нам масла?
— Масло на полке, справа от тебя, — сказала Лиз. — Вы когда уходите?
— После обеда. Как себя чувствуешь?
— Хорошо. Только слабость.
— Эгли сказала, что дня через три ты уже встанешь. Хочешь, мы тебя к Луизе перенесём?
— Я не оставлю маму.
Кристина не была ей матерью. Но они давно жили вместе. Когда они пришли в посёлок, Лиз было меньше года, она была самая маленькая. Её мать замёрзла на перевале, а отец погиб ещё раньше. Кристина несла Лиз все те дни. Она тогда была сильная, смелая, у неё ещё были глаза. Так и остались они вдвоём. Потом Кристина ослепла. Из-за тех же перекати-поле: не знали ещё, что делать. Вот и ослепла. Она редко выходит из дома. Только летом, если нет дождя. Все уже привыкли к дождю, не замечают его. А она не привыкла. Если дождь, ни за что не выйдет. А если сухо, сядет на ступеньку, угадывает по шагам проходящих мимо и жалуется. А раньше она была крупным астрономом. Очень крупным астрономом. Лиз как-то сказала Олегу: «Представь себе трагедию человека, который всю жизнь смотрел на звёзды, а потом попал в лес, где звёзд не бывает, и к тому же вообще ослеп. Тебе этого не понять».
— Конечно, — сказала Кристина, — перенесите её куда-нибудь. Зачем ей со мной подыхать?
Олег отыскал на полке банку с маслом, налил в светильник и зажёг его. Сразу стало светло. И видна широкая кровать, на которой под шкурой лежали рядом Кристина и Лиз. Олег всегда удивлялся, насколько они похожи, не поверишь, что даже не родственники. Обе белые, с жёлтыми волосами, с широкими плоскими лицами и мягкими губами. У Лиз зелёные глаза. У Кристины глаза закрыты. Но говорят, что были зелёными.
— Масла ещё на неделю хватит, — сказал Олег, — потом Старый принесёт. Вы не экономьте. Чего в темноте сидеть?
— Жаль, что я заболела, — произнесла Лиз. — Я хотела бы пойти с тобой.
— В следующий раз.
— Через три года?
— Через год.
— Через этот год, значит, через три наших года. У меня слабые лёгкие.
— До зимы ещё долго, выздоровеешь.
Олег понимал, что говорит не то, чего ждала от него эта девушка с широким лицом. Когда она говорила о походе, она имела в виду совсем другое: чтобы Олег всегда был вместе с ней, потому что ей страшно, она совсем одна. Олег старался быть вежливым, но не всегда удавалось: Лиз раздражала — её глаза всегда чего-то просили.
Кристина поднялась с постели, подобрала палку, пошла к плите. Она всё умела делать сама, но предпочитала, чтобы помогали соседи.
— С ума сойти, — бормотала она. — Я, видный учёный, женщина, некогда известная своей красотой, вынуждена жить в этом хлеву, брошенная всеми, оскорблённая судьбой…
— Олег, — начала Лиз, поднимаясь на локте. Открылась большая белая грудь, и Олег отвернулся. — Олег, не уходи с ними. Ты не вернёшься. Я знаю, ты не вернёшься. У меня предчувствие…
— Может, воды принести? — спросил Олег.
— Есть вода, — ответила Лиз. — Ты не хочешь меня послушать. Ну хотя бы раз в жизни!
— Я пошёл.
— Иди.
В дверях его догнали слова:
— Олежка, ты смотри, может, там есть лекарство от кашля. Для Кристины. Ты не забудешь?
