ХХХ Кстати, только срок отбывая, понимаешь, почему так мало маяков с того света.
Ведь казалось бы: столько близких уходит - ну отчего не заслать весточку?
Случается, конечно, я не сказал, что нет совсем, я говорю - мало. Тут - полная аналогия: сидишь с человеком душа в душу, годами не разлей; откидывается он - и молчок. Хотя обещал клятвенно: письма на командировке наравне с пайкой по важности - по себе же знает.
Будь наши срока по пятьдесят-шестьдесят лет - никто б и не верил, что воля есть, любая ксива за фальшивку бы катила. Думали бы: так, ментовские выдумки, чтоб контингент посмирней сидел, без резни повальной... Да, слишком разные миры.
Спроси у рецидивиста - всегда услышишь: на волю вышел - будто не сидел, в тюрьму возвращаешься - будто на воле не бывал. Ну? Прямая параллель: рождаемся - небесное отшибает, неужели и умрем - будто не жили покажется? Но ведь зачем-то же был и срок, и жизнь? Не для исправления, ясно. Звонок - независимо, успел ты исправиться или нет. В общем, темное дело - зачем нас рожают, зачем нас сажают.
Потому и не могу я смириться: как это - будто не сидел? Сидел. Но писем и я по освобождении не писал. (Только с поселения - в зону. Тоже на сопоставления наводит.) Позвонить кому просили - позвонил, а черкануть ребятам в Серебрянку - так и не удосужился. Вернее, нет, вспоминаю: заставил-таки себя, выдавил страничку (начиналось: "Дорогие мои"), но конверт купить, отправить - закрутился, забыл, а потом как-то ни к чему стало, не скребло на душе. Так что просить уходящих привет передать, замолвить словечко на небесах - можно, исполнят, а откликнуться - нет, пусть и не обещают.
Между тем разгорелось уральское лето - жуткий сезон: тридцать пять в тени, а гнуса! Недели две что-то запредельное творится - порою хочется руки на себя наложить. И наложил бы, ей-богу, одно удерживает: в аду такое на постоянку, лучше уж здесь потерпеть.
Таежная природа - непуглива, доверчива (деревья-то, наверное, загодя криком кричат - но нам не слышно) - и платится за это. Вот у дороги куропатка с выводком, - подхожу - и не думает удирать. С двух шагов метнул фофан (всегда с собой, это ж моя постель) - накрыл пару курчат, взял одного. Зачем? А, думаю, посажу в будке под каску чью-нибудь - в жару не работают в касках: сварится башка. Так и сделал. Мужички из пасеки приплелись, чифир стали организовывать - тут каска на столе, хвать - а из под нее - шорх! Геша чуть бычок не проглотил.
Нам-то весело, а курчонок обгадил все кругом с перепугу. Отпустили его, конечно, но - добежал ли до мамки? Вряд ли. Вот так пошутишь - и десять лет мучаешься, гадаешь, - лучше бы в суп его кинули. Между прочим, за два года в тайге один раз только дичи отведал. Гарик тетерева принес - отпугнул ястреба, когда тот закогтил уже. На всю бригаду смешно делить: там, если общипать, с кулак тушка.
Посоветовал Гаринча где-нибудь в сторонке в глине запечь, с перьями. Дескать, потом снимаешь глину - на ней все и остается. Черт его знает, у Джека Лондона он это, что ли, вычитал. Но я поверил, как всегда, что знает из собственной практики.
- Давай, Ленчик, займись, я вернусь через часок - пообедаем.
Добро. Для начала я сам больше, чем тетерев, в глине обвалялся - не прилипает она к перьям, пусть Джек не выдумывает. Потом плюнул, запихал в золу грязный комок: что-нибудь да выйдет, горячо не сыро. Раскапывать вернувшемуся Гарику предоставил, его же рецепт. Оглядели обед: голова и крылья обуглились, ножки даже не вспотели.
- Наверное, золы было мало.
- Да. Или дрова не той формы, - это я съехидничал.
Но неунывающий Гарик, отряхнув деликатес, отнес его в столовую (вагончик, за два километра) и довел-таки до победного. Правда, без экзотики, в банальном бульоне.
Не помню, что там было на вкус: если, как ребята уверяют, собачину от баранины не отличить, то дичь от курятины - тем паче, пожестче разве что. Вкус - это дело воображения, на девяносто процентов.
Вон этапники, паразиты, даже кошку нашу съели, Мусеньку-душечку, - и ничего, не поперхнулись. Толстенькая была, пушистая, ласковая и, главное, сама нас приручила. В подполе барака много кошек жило, но совершенно дикие, - так шикнут на тебя - дрожь берет. И вот Муська - одна-единственная - не могла без людей.