— А в машине больше никого не было? Не было пассажиров?
— Нет, сэр. Я наверняка увидела бы их, если б они были.
— Благодарю вас, миссис Пауэлл. Побудьте еще минуту на свидетельском месте, — возможно, у обвинителя есть к вам еще вопросы. Мистер Форшо?
(Мистер Форшо встает.)
— Всего пару моментов, пожалуйста, миссис Пауэлл. Я хочу быть абсолютно уверен в том, что правильно понял ваши слова. Когда этот мужчина проезжал мимо вас — по обочине, — вы на миг, без всяких помех, увидели в профиль его лицо, верно?
— Да, сэр.
— И с вашей точки зрения, он не спал и полностью владел управлением машиной?
— Так мне показалось.
— Как скоро после этого машина налетела на мост?
— Всего через несколько секунд — никак не больше.
— Благодарю вас. Вопросов больше нет.
— Мистер Джонсон?
(Мистер Джонсон встает.)
— Да. Миссис Пауэлл, с какой скоростью вы ехали?
— Я делала сорок пять-пятьдесят километров в час.
— А та машина — та, что разбилась? Шла приблизительно с такой же скоростью?
— Нет, сэр. Тот мужчина ехал гораздо быстрее.
— Насколько быстрее? Семьдесят, восемьдесят, сто километров?
— Мне не хотелось бы делать предположения. Но он ехал гораздо быстрее, чем я.
— Понятно. А теперь, миссис Пауэлл, все мы глубоко вам сочувствуем и понимаем, как расстроила вас эта страшная авария, но неужели вы действительно хотите сказать суду, что в тот краткий миг, когда машина проезжала мимо вас, вы были в состоянии заметить, что водитель не спал и управлял своей машиной?
— Такое у меня создалось впечатление.
— А этот водитель — вы сказали, что у него были седые волосы. А была у него борода?
— По-моему, нет, не думаю.
— А усы?
— Не уверена.
— И он не смеялся?
— Нет, не думаю.
— Не пел под радио?
— Не могу сказать.
— Не жевал?
— Нет.
— Не зевал? Не чихал? Не плакал? Честно, миссис Пауэлл, я вовсе не хочу бросать тень…
— Мистер Джонсон, напоминаю вам, что в этом суде не разрешается задавать неуважительные вопросы.
— Извините, сэр. Больше вопросов нет.
(Мистер Джонсон садится.)
Глава третья
Рыночная площадь
Несмотря на укол, сделанный для повышения сахара в крови, Холли заснула на заднем сиденье. Мы нашли свободную комнату в пансионе, и я вытаскиваю ее колясочку из забитого сумками багажника. Пол вынимает ее из креслица, в котором она сидит, и пробирается по узкому проходу между машинами. Она совсем размякла, ничего не чувствует: когда он нагибается, чтобы опустить ее в колясочку, головка у нее запрокидывается. Передо мной проплывают ее закрытые глазки, поджатые губки. Пол осторожно укладывает ее и вытягивает из-под нее руки. Затем одну за другой продевает ее ручки в петли ремней. Такие минуты застают меня врасплох: какая же она хрупкая, как осторожно надо с ней обращаться. Я стараюсь запечатлеть этот миг, сохранить его в памяти вместе с сотней других, уже ставших дорогими воспоминаний.
Мы двигаемся в путь: я качу коляску, Пол проверяет маршрут по карте. Он ведет нас по пешеходным улицам к площади в центре города. Мне не пришлось ничего больше ему объяснять: он, кажется, смирился с тем, что мы теперь не торопимся. Мы включаемся в приобретенный за последнее время, ставший уже привычным распорядок дня, когда топчемся у магазина «Гигиена матери», заглядываем в детское отделение фирмы «Гэп». Я чувствую себя счастливой, переходя от витрины к витрине, будто я — заядлый турист. Пол тоже менее напряжен. Мы плетем нити нашей повседневной жизни, рассуждаем о предстоящих школах, о втором ребенке. Проходим филиал «Сэвилл-роу», останавливаемся, чтобы посмотреть предложения о продаже недвижимости — элегантные городские дома, фермерский дом с пятью спальнями на участке величиной в акр, и ни один из них не стоит больше того, что мы могли бы получить из наследства папы, не говоря уже о продаже вдобавок нашей лондонской квартиры. Это открытие возобновляет препирательства, которые шли между нами со времени рождения Холли, о том, где надо жить, вечная перестройка нашего существования, вечные подсчеты: с одной стороны, наличие капитала, с другой — расходы по переезду, меньше работать, иметь больше простора, сад для Холли и ее возможного единоутробного брата. Разговаривая, мы проходим по полукружию домов с магазинами, фронтоны которых выполнены в георгианском стиле. Как раз в центре полукруга обнаруживаем современную скульптуру — изогнутый гранитный монолит, который весь так и сверкает и искрится от бегущей по нему воды. Мы останавливаемся полюбоваться; потеплело, я расстегнула молнию на куртке и сунула в карман перчатки. Немного дальше небольшая толпа собралась вокруг оркестра, играющего блюзы. Пол хочет подойти и послушать, а я боюсь, что музыка может прервать сон Холли. К тому же, говорю я ему, я умираю с голоду.
