Те солдаты, которых советская власть в 1980-е годы посылала воевать в неведомый им Афганистан, объяснив наскоро, что они должны быть готовы погибнуть там за высшие интересы своей страны, ничего этого не знали. Только слышали краем уха имя – Мобуту, связанное вроде с чем-то нехорошим. Потому что его подозревали в причастности к убийству Лумумбы, а Лумумбу советская власть очень за что-то полюбила и даже его именем назвали в Москве университет Дружбы народов. Там учили африканских, азиатских, латино-американских и прочих студентов на врачей, геологов, инженеров, а также кое-кого из них (уже не очень о том распространяясь) – на террористов. И некоторых выучили. Это были, так сказать, «наши» террористы. Они устраивали у себя на родине взрывы и всякое такое, свергали своих «не наших» правителей и старались организовать в Африке и на других материках жизнь по-нашему – эфиопский, анголезский и прочий социализм. Наше государство в этом потихоньку помогало. Такая была дружба народов.
Но речь опять не об этом. А о том, что в Афганистане десантники стали называть тех, кто в военных действиях не участвовал, мобутами. Откуда это пошло – никто не помнил. И даже никто не мог уже сказать, что это значит-то. Мобута и мобута.
Вообще-то так часто бывает. Вдруг понравится никому не понятное слово – звучит хорошо! И присобачат его куда-нибудь, куда оно вовсе и не относится, и приклеилось, и пошло, пошло – уже не отлепишь.
Такой мобута шел сейчас по главной улице села Заманилки, что в нескольких километрах от Оглухина – если идти напрямки, по лесу.
Когда-то служил он в Афганистане – заместителем начальника склада. Склад был продуктовый. Начальник – старший сержант – потихоньку приторговывал – тушенкой и сгущенкой. Мобута (будем пока его так называть) сначала только присматривался, потом тоже осмелел.
Перевели его на склад боеприпасов. Но и там, как выяснилось, умный человек не пропадет.
И домой мобута вернулся не только с чеками (особые такие деньги-сертификаты, на которые в специальных магазинах под названием «Березка» можно было купить то, чего в обычных не было, от сервелата до хороших книг), которые всем «афганцам» выдавали, но еще и с кое-каким приварком.
Тут и кончилась война в Афганистане. И вывели оттуда все войска.
Все, кто остались живы, вернулись домой. И оказалось, что жить дома – трудно. Никто из тех, кто жил рядом, не видел разорванных на куски людей, не знал, как это – провожать на борт «Черного Тюльпана» (так прозвали бойцы самолет АН-12) груз 200, который на самом деле – твой приятель, два дня назад весело смеявшийся… И еще – вдруг ты понял, что все, что ты умеешь в свои двадцать с небольшим лет, – это стрелять. Кто-то – лучше, кто-то – хуже. Вернулись и такие, кто стрелял очень хорошо. Но как применить это уменье в мирной жизни, им никто не разъяснял.
К нашему Мобуте все это как раз не относилось. Он даже стрелять не очень-то выучился. И горевал только о том, что не было больше никакого приварка. А когда стал встречаться с однополчанами, по-прежнему называвшими его Мобутой, то уже не горевал, а злобился. Не было ни денег, ни славы, ни друзей.
А потом… Потом образовалась возможность быстро получить большие деньги – правда, с немалым риском. Почему-то, впрочем, риск сначала показался совсем малым – причем всем участникам. Участвовали в этом предприятии два бывших «афганца» и еще двое. Один из этих двоих был человеком, от одного тяжелого взгляда которого у Мобуты начинали дрожать руки. Известно было, что для него убить человека – все равно что орех расколоть. Имени его никто не знал, звали – Харон. Вообще-то он тоже был в Афганистане. Но – не в войсках.
Вместо больших денег получились четыре трупа. В их числе – «афганец». Его убил один из защищавшихся – за минуту до своей гибели. Следствие шло полтора года. Второго «афганца» приговорили к высшей мере. Эта же самая мера грозила Харону – как организатору, а также за тройное убийство. Потому что все три трупа были на нем, а вовсе не на оставшемся в живых «афганце». Но дать на Харона показания мог только Мобута – на которого материала было не больше, чем на пять лет, а за сотрудничество со следствием могли и еще скостить. Но он их не дал и сотрудничать не стал. А почему – скоро станет ясно.
