Тебе, которую не знаю, где разыскать, тебе, которая не прочтет эту книгу,
Ты ведь всегда была от писателей не в восторге:
Мелкие людишки, крохоборы, тщеславцы и врали,
Ты, для которой Анри Мишо — теперь просто имя, вроде тех, что ты видишь в газете в разделе происшествий с указанием возраста и рода занятий.
Ты, что живешь в других компаниях, среди других равнин и других дуновений.
А ведь я для тебя рассорился с целым городом, столицей большой страны,
Ты, которая мне не оставила даже волоска на прощанье, попросила лишь сжечь твои письма, может и ты в этот час сидишь, задумавшись, в четырех стенах?
Скажи, тебе все еще нравится ловить на свой мягкий больничный взгляд робких юнцов?
У меня-то взгляд все такой же — пристальный и безумный.
Я по-прежнему ищу свое личное невесть что —
Невесть что себе в помощь среди этой бескрайней незримой и плотной материи,
Которая заполняет пространство между тел из материи как таковой.
И все-таки я доверился новому «мы».
У нее, как у тебя, глаза словно ласковый свет — только больше, голос — гуще и ниже, и начало жизни и весь ее путь схожи с твоими.
И еще она… мне теперь нужно сказать: была!
Потому что завтра я ее потеряю, подружку мою, Банджо.
Банджо,
Банджо,
Бамбарабанджо и ближе тоже,
Бимбилибом всех милей,
Банджо,
Банджо,
Банджо, одна-одинешенька, банджелетка,
Банджо, бай,
Моя нежная милая Банджо,
Больше нету рядом твоей тонкой шейки,
Даже тоньше,
И самой тебя нет несказанно близко.
Мои письма, Банджо, были сплошное вранье… а теперь я уезжаю.
У меня в кармане билет: 17.084.
Нидерландская Королевская Компания.
Просто едешь по этому билету — и ты в Эквадоре.
Завтра мы — я и билет — отбываем,
Отправляемся в город Кито с именем колким, как нож.
>{24}Когда я вспоминаю об этом, то весь сжимаюсь;
А мне говорят:
«Так пусть она едет с вами».
Ну да, ведь мы и просили всего лишь о маленьком чуде,
эй вы, наверху, лентяи, вы — боги, архангелы,
праведники и феи,
философы и братья по духу,
которых я так любил, — Рейсбрук и Лотреамон,
>{25}ведь сами-то вы себя не считали нулем в квадрате;
