Портрет А - страница 31

Шрифт
Интервал

стр.

Но они не любят никаких животных, чистых или нечистых, неважно. У них нет к животным родственных чувств.

Однажды в театре в Бенгалии я видел, как играли пьесу знаменитого реформатора общества, может, это был Раманан или сам Кабир,>{70} который, не помню, в каком веке, пытался упразднить касты.[21] К нему являлись люди из разных каст. Он всех благословлял без разбору и не позволял им падать перед собой ниц, и тогда все остальные персонажи воздевали вверх руки и воспевали равенство и братство людей.

И это выглядело фальшиво! Они каждые пять минут воздевали руки к небу. Публика находила это восхитительным. Да, они воздевали руки к небу, но они ни разу не протянули их друг другу. О, только не это: пусть хромые, слепые и бедняки выпутываются сами.

Всем знакомы такие поэты, которые строчат год за годом тысячи стихов, и каждый стих вышибает слезу. Славно, но попробуйте одолжить у них пять франков, просто попробуйте для интереса. «Цех поэтов» куда больше похож на «цех священнослужителей», чем многие полагают.

* * *

Как жаль, что можно разработать только легкие, а сердце нельзя. Оно там, у вас в груди, на всю жизнь, и ваши намерения здесь мало что меняют. Это от него зависит, добрые у вас намерения или дурные. Какие можно было бы пережить восторги, если бы удалось им управлять, управлять физически.

Увы! Все так устроено, что приходится искать предметы, которые были бы достойны восторгов.

* * *

Довольно сложно судить об опере по ее либретто или о песне — по стихам. Стихи тут лишь вспомогательная часть.

Вот почему нам сложно судить об «Илиаде». А о «Рамаяне» — даже сложнее.

Когда ее читаешь, все в ней кажется чрезмерным, почти в любом фрагменте видишь преувеличение, чрезмерность, и вообще, большая часть текста кажется необязательной — и без нее все понятно. Но когда вы слышите, как эти же фрагменты поются, то, что казалось «длиннотами», становится просто-таки сутью всего, превращается в сверхчеловеческую литанию. Вот тут понимаешь, чем хороши полубоги. Ахилл — всего лишь человек, и Роланд тоже. А вот Арджуна — и человек, и бог.>{71} Он выступает то против богов, то заодно с ними, и солнце в этой схватке играет роль простого солдата.

Если битва развивается не так, как хочет герой, он, выпустив «20 000 стрел за утро», удаляется под дерево для медитации, и когда он вновь вернется в бой со своим сказочным луком и духовной мощью — берегитесь!

Однажды в маленьком городке я забрел в один двор и увидел шестерых по пояс голых мужчин — шиваистов, которые сидели на земле вокруг нескольких книг на хинди с таким видом, какой бывает у бульдогов, вырывающих друг у друга кусок, в руках — маленькие кимвалы; шиваисты с остервенением и дьявольской скоростью пели какую-то чертову колдовскую песнь, из тех, что пронимают неминуемо, это была зычная, восторженная, главнейшая песнь, да, песнь сверхчеловека.

С такими песнями бросаются под колесницу богов. Это они бросаются, но с такой песнью я бы, пожалуй, и сам бросился под колеса. Это была песнь духовного подъема, несомненной победы сверхчеловека.

Так вот, эта песнь была га самая «Рамаяна», которую я находил чрезмерно затянутой и хвастливой.

* * *

В том же дворе был один очень древний старик; он мне поклонился, но я заметил его поклон слишком поздно. Уже снова зазвучала музыка, и я подумал; «Только бы он взглянул на меня еще раз!» Он был странник, нездешний. Мне показалось, что он отнесся ко мне дружелюбно. Музыка закончилась. Я был в восторге. Он обернулся ко мне, послал мне взгляд и вышел. В этом взгляде было что-то, адресованное мне лично. Я до сих пор пытаюсь понять, что он мне сказал. Что-то важное, главное. Он взглянул на меня самого и на мою судьбу с каким-то одобрением и радостью, но промелькнула и тень сочувствия, а может, и жалости — хотел бы я знать, что все это значило.

* * *

Здесь в Пури (провинция Орисса) я испытал ощущение, немного похожее на то, что у меня было в Даржелинге: огромное облегчение, я встретился с какими-то другими людьми, кроме бенгальцев. Тем не менее я предпочел остаться именно в Бенгалии и постоянно твердил себе, что, когда вернусь во Францию, я буду сильно скучать по бенгальцам — я уже и здесь по ним скучаю. Всего два дня, как я уехал из Бенгалии, и уже жалею. Здесь есть симпатичные люди, которые вам улыбаются… а дальше-то что? Зато там это было блуждание в


стр.

Похожие книги