Сахно первым стряхнул с себя оцепенение, вызванное этой красотой.
— У нас почти ночь, а на той стороне шарика должен быть солнечный день. Посмотрим?
— Надо только окошко поменьше сделать, чтобы нас не заметили.
Гольдштейн согласно кивнул головой и что-то набрал на своем ноутбуке, тоже через интерфейсный кабель, подключенный к установке. Окно сплющилось по вертикали вдвое.
— Куда изволите? — Григорий без зазрения совести выдрал отовсюду, куда смог забраться так, чтобы его не засекли, карты планеты, задействовал в интерфейсе все три имеющиеся на сегодня системы глобального позиционирования — европейскую «Галилео», российскую ГЛОНАСС и американскую Джи-пи-эс — для точной привязки аппаратуры и, как он сам выразился, «присобачил сверху что-то типа три-д Гугл-Земля». Вот после получения доступа к исходникам программ на пока еще закрытых от него серверах крупных компаний, занимающихся софтом[8], он сделает вообще суперпрогу для нацеливания пробоя.
— А давай на их самый крупный город, на Нью-Йорк посмотрим? Только высоту возьми минимум тысячу метров для начала. Там у них небоскребов хватает. Хотя, — Сахно ухмыльнулся, — хотя и стало с две тысячи первого на парочку меньше, но все равно много.
— Дядь Саш, ты считаешь надо еще проредить? — Гриша уже набирал координаты на другой стороне планеты.
Александр переглянулся с Кононовым-старшим.
— Нет, Григорий. Мысли правильные, но давить их надо морально и экономически. Мы же гуманисты, в конце концов, и …
Закончить предложение Александр Юрьевич не успел. В окне пробоя появилась картинка. Но была она мутной, размазанной. Изображение дрожало и металось во все стороны. В редкие моменты рисунок все-таки позволял понять, что там действительно какой-то крупный город, но и только.
— Ни хрена себе, — ругнулся Геннадий и присвистнул от удивления.
Григорий лихорадочно застучал по клавишам, быстро перекидывая взгляд с экрана ноутбука на мельтешение в окошке. Потом откинулся на спинку стула, беспомощно опустил руки и чуть ли не плачущим голосом протянул:
— Это не я. И программа тоже не виновата…
Они сидели, молча глядя на дергающуюся муть несколько минут. Потом Гольдштейн скомандовал:
— Выключи! В глазах рябит. Думать мешает.
Гришка удивленно посмотрел на физика, не понимая, почему тот со своего компьютера не выключает и, протянув руку, щелкнул тумблером питания установки.
Виктор встал, подошел к Сахно и выразительно пощелкал пальцами.
— Курить? — догадался тот и вытащил из кармана пачку.
— Ага, — кивнул головой Гольдштейн, сосредоточенно глядя в какую-то одному ему понятную точку, — мои кончились.
Молча прикурил от предупредительно протянутой зажигалки, затянулся, выпустил струю сизоватого дыма прямо перед собой. Потом вдруг его напряженное лицо разгладилось.
— Кажется, знаю, — повернулся к Григорию и опять скомандовал:
— Включай. Начнешь опять с трех сотен над нами.
Уже привычный вид города сверху появился перед ними через минуту, потребовавшуюся парню, чтобы вернуть параметры позиционирования пробоя на исходные.
— Медленно подними вверх на десяток километров, — голос физика был сейчас каким-то сухим, экономным, словно Гольдштейн экономил не только силы, но и эмоции.
Питер стал удаляться, уплывая вниз. С почти стратосферной высоты в по-прежнему сплюснутом окне пробоя стало заметно дрожание изображения. Виктор подошел ближе к установке, всмотрелся в картинку и неожиданно сильно топнул ногой. Город далеко внизу покачнулся.
— И это всего на десяти километрах. А там, — Гольдштейн указал рукой в пол, — около шести тысяч. Еле заметные угловые колебания генератора в результате превращаются в сотни метров, если не километры.
— Требуется массивная станина в качестве неподвижного основания? — задал вопрос Сахно.
— Не лучший вариант, — скривил лицо Виктор, — полностью вибрации мы не погасим. Когда потребуется на космические расстояния заглядывать, а там миллионные доли угловой секунды превратятся в миллиарды километров, то что будем делать? Нет, я чувствую, что существует другое, причем очень простое решение. Надо просто подумать.
