Они понимают довольно малое количество вещей в этой жизни, а потому им приходится использовать сотни ярлыков для разнообразных проявлений реальности.
Про таких людей можно сказать, что они хрупкие, ригидные, пустые. Наша же задача – стать антихрупкими, научиться осознавать всю непонятность мира и использовать умеренный стресс окружающего мира для своего развития.
К нам приближается какой-то человек, прошу прощения. «Добрый день, Людвиг. Что это у вас в руках? Вы хотите наградить нас метафизической лупой? Благодарим вас, она нам ещё понадобится!».
Если вы ещё не поняли, то это был сам Витгенштейн, видимо идёт на встречу с мистером Бертраном Расселом.
Итак, теперь у нас есть специфичный инструмент. Но как же им пользоваться? Очень просто – стараться рассматривать объекты во всей их сложности, и помнить про то, что у них есть как минимум 12+n измерений.
Простой практический пример – лист. Давайте узнаем то, что он может нам рассказать. Лист с учёным видом пытается нам напомнить простую истину: «фотосинтез имеет огромное значение для экосистем, поскольку от него зависит баланс кислорода и углекислого газа».
Мы, конечно, это знали когда-то. Выучили на уроке биологии и забыли. Удивительная вещь, мы так сильно зависим от кислорода, но даже этого не хотим замечать. Не хотим замечать глубокой детерминации окружающего мира, что в итоге приводит к тому, что мы ничем не отличаемся от животных.
Нет-нет, у нас отсутствует цель оскорбить их. Мы лишь хотим донести до вас простую истину – найдите в себе силы и мужество рассказать себе и окружающим свою историю, какой бы она не была. Так поступила героиня этой книги – Болезнь. Она решила рассказать нам свою историю: тяжёлую, непонятную, но крайне занимательную.
Ныряем в первичный бульон
В первичном бульоне происходило какое-то движение. Безумные творцы разукрашивали мир своей кровью и слюной. Все самые низменные поры тела – это основа той жизни, которую текущее общество узаконило. Но жизнь страдала от нимфомании, однажды мы совокуплялись с ней в грязном переулке.
Я одним движением усадил её на мусорное ведро и содрал её бельё. Мы начали биться в судорогах сексуальных девиаций, её менструальная кровь смешивалась с моим потом.
Отмирающая яйцеклетка поглотила волну сперматозоидов и кометой направилась к земле. Гравитация жёстко прижала её к асфальту и раздавила все её внутренности. Биологические жидкости стали тем раствором, что я заливал в свои глаза.
С меня стекало семя и слёзы счастья, выходило, что я стал прообразом первой молекулы РНК, которая затем продалась каждой встречной бактерии.
Проблему я любил и тоже был одержим ей отчасти. Порой невозможно было определить размытые границы моих чувств и чувств порождённого. Если попытаться ответить на вопрос – кто он такой? То ответа, конечно, не последует.
В отличие от обывателей, мои чувства не претендуют на полную объективность. Тоталитаризм по сей день имеет большинство человеческих жуков на этой планете, что совершенно меня не радует.
В моей голове находится мозг, весом в полтора килограмма. Но его форма, цвет, возраст никак не влияют на мои сексуальные отношения с истиной. Большинству людей кажется, что она обычная давалка, которую каждый имеет по своему усмотрению или желанию. Я же скажу лишь о том, что практически ничего не знаю. Только бубонная чума способна дать ответы на мои вопросы.
Бубоны земли нагнаивались и лопались, что играло мне на руку.
Я постоянно копошился в этой грязи и пытался попробовать истинную суть жизни на вкус. Она горчила. Однажды порождённый сказал, что жизнь подобна рабиесу, т. е. вирусу бешенства.
Он смотрел на людей вокруг, а они пускали пену изо рта и кусали друг друга.
В судорогах они умирали и глотали несъедобные предметы: желчь и флегму. Прав был только ипохондрик, что постоянно резал свои руки и искал там некоего Деуса.
– «Док, слышишь? Мы с тобой обязательно умрём и разложимся.
После смерти наши молекулы встретятся и станут основой для вируса бешенства.
Наша с тобой любовь будет пеной и слюнями распространяться по мозгам других существ».
