Тот, кто держал в руках замысловатое послание, понимал, кто стоит за акцией вымогательства.
* * *
– Ах ты, сука! – закричала она во весь голос, когда вся масса грузного тела повалила ее на землю.
Но перед тем как упасть на холодную желтую траву, когда острые каблуки ее сапог наполовину впились в осеннюю рыхлую почву, она подумала, что напавший наглец испоганит ее новые, недавно купленные сапожки. Внезапно пришло осознание, что эти сапоги могут оказаться последней парой обуви в ее жизни, и она прониклась жалостью к самой себе. Он был тяжелее и лежал сверху, а это неоспоримое преимущество, особенно если под тобой – хрупкая женщина. Хотя сдаваться просто так, без боя она не желала и, собрав все силы, попыталась через плечо опрокинуть насильника. В сложившихся обстоятельствах у нее не было шансов.
Она потянулась к его лицу длинными ухоженными ногтями, но оно было в маске – шерстяной шапке с вырезанными глазницами. Неожиданно она замерла, – эти серые, судорожно подрагивающие глазки показались ей до боли знакомыми. Это почувствовал и напавший мужчина. Но реакция жертвы его не смутила, наоборот, задрав голову вверх, он с наслаждением содрал с себя наспех сделанную маску. Их взгляды встретились, женщина все же с удивлением, но без сожаления произнесла:
– Ты?
Он ничего не ответил, а медленно и осторожно поднес к ее лицу что-то похожее на марлевую повязку. Но оказывать первую медицинскую помощь напавший мужчина и не думал. Удивление женщины перешло в покорность, напомаженный рот и напудренный нос вдохнули легкий запах, который напомнил ей о детстве, когда она впервые попала в детскую больницу.
Она увидела себя в цветном невзрачном халатике, идущую вдоль белых стен, но каждая палата, в которую она заглядывала, была пустой и холодной. Сильная боль пронзила паховую область живота, тупой предмет медленно входил в ее нутро, уничтожая все на своем пути. Женщина хотела что-то сказать, выкрикнуть, – может, она и говорила, и кричала, но слышать саму себя была уже не в силах. Боль разрасталась, пожирая все тело. Удушье, пауза, снова удушье, но глаза еще могли уловить хаотичное движение звезд. Усилием воли она взглянула на темное небо, местами заволоченное хмурыми тучами, словно бездонный океан в предтечи бури.
Сквозь неимоверную боль жертва нападения старалась думать о том, – мысли служили неким подобием анестезии, – почему так получилось, что сегодня в океане жизни она умудрилась сесть на мелководье, и заслуживает ли она столь неблагодарной участи. Предпочла не отвечать на риторический вопрос, так как знала – молить о пощаде не будет ни при каких обстоятельствах. Боль усиливалась.
Чтобы как-то облегчить впечатление от удавки на шее, она собрала всю волю в кулак и уже через полусон вновь пересчитала звезды на скудном небе. Всего лишь пять сверкающих точек… К ее чести страх отступил, ведь она смирилась, а последнее мгновение решила потратить на оставшиеся звезды: три, две, одна…
Человек он порядочный, но без изюминки.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд
На место преступления оперативно-следственная группа приехала через двадцать минут после того, как был получен звонок из опорного пункта полиции. Возле трупа женщины находилось пять человек, но делом был занят единственный из них – эксперт-криминалист, – он сидел на корточках и с важным видом изучал несчастную. В резиновых перчатках, как опытный хирург, он прощупывал шейные кровоподтеки.
Синий цвет шеи указывал на вероятную причину смерти – удушение. Подол коричневого драпового пальто был запрокинут на грудь. Порванные капроновые колготки, исцарапанные ноги со сгустками застывшей крови лишний раз подтверждали, что жертва умерла насильственной смертью. Что-то бело-серое, перепачканное землей, напоминающее нижнее белье, лежало в полуметре от трупа.
Когда криминалист ловким и одновременно осторожным движением рук перешел к внутреннему осмотру, разведя и так широко раскинутые ноги и, подняв при этом кусочек черной ткани, – все, что осталось от юбки, – небритый мужчина, стоявший в стороне от всех, с криком подбежал к нему:
