— Райка, мы же собирались экономить.
Но Райка уже не слушает. Снова заплела косу, быстро оделась. Хлопнула дверь. Минут через двадцать она появляется с полной сеткой.
— Райка, на что мы жить будем?
— Мне не вредно похудеть.
— А я? Обо мне ты не думаешь?
Райка выкладывает на стол покупки: бутылка вина, копченая селедка, пельмени, яблоки, два лимона.
— А насчет гостей? — спрашивает Тоня.
— Например?
— Например, можно бы позвать Хмелева.
— Ой!
— Что «ой»?
— Лучше не надо.
— Почему?
Тоня никогда не видела Райку такой растерянной. Так вот оно что. Теперь понятно!
— Все будет хорошо. Ты не бойся.
Тоня уходит звать Хмелева и через несколько минут возвращается.
— Он не придет. Болен. Наверное, грипп.
— Я пойду за врачом, — говорит Райка.
— Врач был. Лучше отнеси ему чего-нибудь. Вот лимоны, яблоки, батон.
— Я? Ну уж нет. Не пойду.
— Тогда пойду я.
— Обожди…
В квартире Хмелева тихо. Райка осторожно тянет за ручку. Дверь со скрипом приоткрывается. От этого скрипа Райка вздрагивает.
— Это вы, Антонина Петровна?
Делать нечего. Райка переступает порог.
— Нет, это я, Рая.
Хмелев на койке. Ноги его укрыты одеялом. Голова высоко поднята на подушке. Райка ставит тарелку с яблоками на табурет подле кровати.
— Это вам.
Почему он так странно смотрит?
— Это вам, — повторяет Райка. Хмелев протягивает руку за яблоком. Рука его слегка дрожит. Это, должно быть, от слабости.
— Расскажите что-нибудь, — просит он.
— О чем же?
— Расскажите, что делали сегодня.
— Что делала? Книги выдавала. Стенгазету оформили. Потом пьесу репетировали.
— Какую?
— «Король Лир».
— Кто же Лира играет?
— Драница.
— Кто это? А-а… Ну, ну! Да какой же он Лир?
— Ой, не скажите! Он хорошо играет. Лучше всех наших.
Хмелев не спорит. Ей лучше знать.
— А завтра у нас лекция «О дружбе и любви». Зарепкина читает.
— Зарепкина? Гм… Расскажите лучше о себе.
— О чем мне рассказывать? Я человек маленький.
Хмелев сердито спрашивает:
— Кто это вам сказал? Маленький — не маленький…
Райке непонятно, почему он так разволновался. Даже красные пятна выступили на лице. Нет, он не слегка, а всерьез болен.
— Вам вредно разговаривать. Я принесу что-нибудь почитать, — решает Райка. Она уходит и вскоре возвращается с книгой в руках. — Будете слушать?
Хмелев лежит и слушает. Никто никогда не читал ему вслух. Нет, читала мать. Какие-то сказки. Кажется, братьев Гримм.
Райка читает свой любимый «Дым» Тургенева. Хмелеву этот роман не нравится, но не все ли равно?
— Рая, — просит он, — только можно не так выразительно?
— Я попробую.
Теперь она читает, как пономарь. Хмелев улыбается.
— Вы как над покойником, а ведь я еще не умер.
Райка смеется, и вдруг ей становится весело и легко. Теперь она нисколько его не стесняется… Глаза у него открыты и лицо внимательное. Но она не знает, что он почти не следит за повествованием. Хмелеву радостно, что Рая сидит в его комнате, возле его постели, что он может видеть ее лицо не мельком, не украдкой.
Приходя к ней в библиотеку, он старался не смотреть на нее, боясь, что она догадается о его чувствах. Хмуро сказав всего несколько самых необходимых слов, он брал книги и спешил уйти. Еще два года назад, когда она приехала в село, он заметил ее удивительное сходство с Леной. Не только овал лица, глаза, волосы, но даже голос, манера слушать собеседника, улыбаться — те же, что у его погибшей жены. Словно она была ее родной сестрой. Рая так же, как Лена, неловко очинивает карандаш, так же закусывает нижнюю губу, когда что-нибудь не ладится. И этот смешной жест — лизнув мизинец, поправить перед зеркалом брови… Лена тоже так делала.
Казалось странным, что человека нет, а его черты и привычки живут в другом. И его тянуло к Рае. Ему хотелось, чтобы она всегда была рядом. Пусть она любит кого угодно, пусть выходит замуж, рожает детей. Он будет счастлив ее счастьем…
— На сегодня довольно. Вы устали, — говорит Хмелев.
Райка откладывает книгу. Встает, расправляет плечи. Ноги тоже затекли. Она окидывает взглядом комнату. Как он плохо, неуютно живет. Много книг. Это хорошо. Но дальняя комната пустует — в ней только велосипед. Щегол в клетке. На круглом столе разобранный приемник, провода, куски канифоли, электропаяльник. Под койкой дрова. Нет, это так не останется. Пусть он думает, что угодно, это так не останется.
