Он не мог ничего поделать с собой. Одно прикосновение – и он пропал. Кори была такой сладкой на вкус, ее губы были такими нежными, ее особенный запах окутывал его, словно бархатный туман, а звуки, которые она издавала, лишь ободряли его. Или это он сам замурлыкал?
Дэниел углубил поцелуй и коснулся ее губ языком. Кори отпрянула, словно в испуге. Дэниел положил руку ей на затылок, поглаживая ее шею, и коснулся губами ее век, щек, а затем вернулся к ее губам.
– Нечего бояться.
Тяжело дыша, тихонько вздыхая, она позволила своему языку встретиться с его языком. Кори расслабилась в его объятиях, ее руки поднялись вверх и ласкали его шею, стискивали его плечи, словно в противном случае она могла упасть со стула. Дэниел целовал ее шею, ушко, подбородок, мечтая начать с пальчиков на ее ногах и перецеловать каждый дюйм ее тела. Но он не мог это сделать здесь и сейчас. Он закончил поцелуй и встал, а затем помог ей подняться и улыбнулся, когда увидел, как у нее подогнулись колени.
– Видишь? Мы поладим друг с другом.
Кори ударила его, изо всех сил по лицу.
– Я не распутная женщина.
Дэниел потер щеку, которая снова стала красной.
– И ты обвиняешь меня в склонности к насилию.
Она начала плакать. Всхлипывая, девушка произнесла:
– Я не такая, как мой отец. Я не то, что он говорит обо мне. Ты не имеешь права обращаться со мной, как с проституткой.
– Черт побери, я обращаюсь с тобой как с желанной женщиной, и ничего больше. И я остановился, не так ли? Я знаю, что ты целомудренна и что ты останешься такой до того дня, когда мы поженимся. – Даже если это убьет его.
– Ты верил в то, что Снеллинг был моим любовником.
Он передал ей свой носовой платок.
– Я не знал.
Кори посмотрела на него полными слез глазами. От ее страданий сам Дэниел чуть не расплакался, а стыд и вина подступили к его сердцу.
– А почему ты веришь мне сейчас? – спросила она. – Неужели я так плохо целовалась?
– Ты целовалась достаточно хорошо, чтобы… – Он не стал упоминать о том, насколько хорошо. Все, что ей нужно было сделать – это бросить взгляд вниз. Он проклял дурацкие правила «Олмака», настаивавшие на бриджах до колен, а заодно и своего портного с Довилем – за то, что сделали их такими облегающими. Он с трудом дышал, его кожа покраснела и все, чего он хотел сейчас – это зубами сорвать с нее одежду. И она считает, что плохо целуется? – Я не стал бы волноваться, если бы вы со Снеллингом опередили свои брачные клятвы, потому что для меня это больше не имеет значение. Ты была молода; ты подвергалась опасности. Но я верю тебе, что ты не лишилась невинности, вопреки его попыткам, потому что ты так сказала, потому что ты – истинная леди.
– И ты доверяешь мне? О нет, ты доверяешь этим своим странным инстинктам.
– Какова бы ни была причина, я знаю, что ты не распутница.
Кори, задумавшись, уставилась на него.
– Тогда почему ты поцеловал меня подобным образом?
– Потому что я хотел этого, ей-богу. Потому что я хотел это сделать с тех пор, как ты вошла сюда. «Подобным образом»? Любимая, именно так и еще многими другими помимо этого. В самом деле, если бы ты знала, какими способами я хочу поцеловать тебя, то румянец никогда не сошел бы с твоего лица. А пока, это я буду ходить с постоянной… – Он не смог закончить и это предложение. – Теперь ты удовлетворена?
– Нет.
Черт, что ж, Дэниел тоже не был удовлетворен.
Кори склонилась к тому, чтобы принять временное предложение. Ей это не нравилось, но она приняла его – как и Дэниела – на некоторое время.
Ей казалось, что она – словно лань у реки, позади нее – волки, а впереди – вода, слишком широкая, чтобы перепрыгнуть, и слишком глубокая, чтобы перейти вброд. Ей просто придется довериться этому бушующему потоку, надеясь, что он отнесет ее в безопасное место.
Если Дэниел был этой рекой, то он придавал ей ощущение безопасности, но волны были печально известны своей ненадежностью. Если он был волком, то тогда Кори пребывала в безвыходном положении, потому что он был достаточно упрям, чтобы последовать за ней. Теперь, когда Дэниел чувствовал себя ответственным за нее, он не успокоится, пока она не будет пристроена – к своему удовлетворению, если не к ее собственному. Но самое опасное было то, что она считала его слишком привлекательным.
