— Я это говорю для твоего же блага. Коммод беспощаден к тем, в ком подозревает противников, даже — больше скажу: особенно если они с ним в родстве. Ты удалилась от двора, держишься на расстоянии от императорского дома — это не пойдет на пользу вашим отношениям. А ведь он, как я узнал, недавно приказал умертвить одну из ваших теток по материнской линии, жившую в Ахее.
— Зевс всемогущий! Почему же ты мне об этом не сказал?
— Не хотел тебя пугать. Вероятно, я не прав. И все же настаиваю: твое добровольное затворничество по-настоящему рискованно. Позволь мне ради твоей безопасности попытаться помирить тебя с императором.
Корнифиция вздрогнула, инстинктивно прижалась к любовнику:
— Ты такой добрый, прямодушный, — она потеребила пальцами шелковистую бороду Пертинакса. — Без тебя я была бы совсем одна в этом городе, где больше ничего не осталось, кроме страха и доносов.
— Зачем ты мучаешь себя, Корнифиция? Не надо так.
— Я знаю, но ничего не могу с собой поделать. Все мои помыслы отравлены этой тревогой. Особенно в последние недели. Предзнаменований и таинственных примет все больше. Чего стоит хотя бы тот подземный толчок, что был в прошлом месяце, помнишь?
На сей раз, и Пертинакс в свой черед ощутил, как по спине пробегает холодок. Как все римляне, он несокрушимо верил в предостережения, посылаемые богами. Да и от его внимания не укрылось, что странных, настораживающих явлений стало многовато, они следуют одно за другим.
Он так надолго примолк, что Корнифиции сперва даже показалось, будто возлюбленный задремал. Она прильнула к нему:
— Во имя Венеры, скажи, что с тобой? — прошептала она. — О чем ты вдруг задумался?
— Мне вспомнился один случай, о котором я когда-то слышал от отца. По его словам, в тот день, когда я появился на свет, суточному цыпленку каким-то чудом удалось взобраться на крышу нашего дома. В то время как все дивились такому подвигу, цыпленок соскользнул оттуда и разбился об землю. Встревожившись, отец отправился в ближний город, чтобы посоветоваться с колдуном. Тот ему растолковал, что его сын достигнет высших почестей, но это его погубит. Всякий раз, когда отец упоминал об этой истории, он ворчал: «Вот шарлатан! Наболтал ерунды, лишь бы прикарманить мои денежки!».
Глубоко вздохнув, Пертинакс продолжал, словно говоря сам с собой:
— Ныне, оценивая свое положение, я говорю себе, что подняться выше уже не смогу. А значит, надобно допустить, что мой час близок...
— Замолчи. Не желаю больше такого слышать. Если потеряю тебя, я умру!
С какой-то отчаянной жадностью Корнифиция впилась губами в его рот, она льнула к нему так, словно хотела, чтобы их тела навеки слились, сплавились воедино. Но вдруг замерла:
— Слышишь?
Сердце Пертинакса, сорвавшись в галоп, бешено колотилось, дыхание хрипло рвалось из легких, и он отозвался:
— Ничего... Обними меня покрепче.
В эти беспокойные дни любовь оставалась для них лучшим противоядием, она гнала прочь смертную тревогу.
Но молодая женщина опять вздрогнула: в дверь постучали — два повелительных удара. Раздался голос, и он показался угрожающим:
— Господин Пертинакс!
Любовники в смятении переглянулись.
— Господин Пертинакс!
Дверь со зловещим скрипом распахнулась. У Корнифиции вырвался крик, она всем телом отпрянула от любовника. В опочивальню, освещая себе путь александрийской лампой, ворвались двое. Она их тотчас узнала. Один — дворцовый распорядитель Эклектус, другой — Эмилий, префект города: оба приспешники ее брата. Первым заговорил Эмилий:
— Оставь нас, женщина, — приказал он. — Нам нужно потолковать с господином Пертинаксом.
— Еще чего! — яростно вскинулась она.
Теперь в свою очередь заговорил и Пертинакс, голос у него поначалу дрогнул, но после первых же слов зазвучал твердо:
— Я вас уже давно жду. Теперь я свободен от тревоги, что грызла меня днем и ночью. Что ж, исполняйте свой грязный долг!
— Сейчас не время демонстрировать стоицизм, — проворчал Эмилий, раздраженный чрезмерной напыщенностью «старого римлянина». — Тебе придется последовать за нами в лагерь преторианцев.
— Зачем тратить время на то, что со всей очевидностью станет лишь жалкой комедией суда? Убейте меня здесь, и покончим с этим!