Давеча он привязал своего скакуна к армейскому милиарию, каменному столбу, какими были усеяны все главные дороги Империи (на них красовалось указание, сколько морских миль до храма Сатурна на римском форуме). Милиарий все так же торчит на обочине дороги, но животного нет, как нет. Он осмотрел длинный развязанный повод, валяющийся на земле, и хотя особых иллюзий не строил, все же обследовал окружающую местность, подстегиваемый слабой надеждой, что лошадь, может быть, не успела уйти далеко. Но нет: нигде ни следа.
Раздавленный, с мучительной, как никогда, ломотой во всем теле, он устремил взгляд вверх, словно прося у неба какой-то помощи, но не увидел ничего, кроме черной громады надвигающихся туч, и ему почудилось, будто он смутно различает силуэт «Изиды», рассекающей морскую гладь.
Из плотной тучевой завесы стали выдергиваться первые капли дождя. Калликст, по-прежнему не двигаясь, запрокинул голову, зажмурился, будто готовый раствориться в грозе. Решение принято. Он не отступится. Что ж теперь, упасть на дорогу и ждать, пока не подохнешь? Нет, он пешком одолеет десяток миль, отделяющий его от порта. «Изида» в это самое мгновение, должно быть, отдает швартовы. Это уже не имеет значения. Он все-таки направляется туда, на набережную.
Его пальцы сжали кожаный кошель. Став владельцем двадцати талантом, он отнюдь не обольщался относительно того, сможет ли найти способ использовать это богатство. Рано или поздно его выследят. Все погибло. И все же он, объятый каким-то самоубийственным упорством, зашагал в сторону Остии.
Двигался он невероятно медленно.
Ливень насквозь промочил его тунику, к ногам, казалось, подвесили свинцовые ядра. К тому же поднялся, завывая, ледяной пронизывающий ветер. Наперекор его отчаянным усилиям ускорить шаг, ноги словно бы не желали отрываться от земли. Он не мог унять дрожь, сотрясающую все его члены.
Вдали ему померещилось строение, похожее на термополию, стоящую на отшибе. Последняя надежда наполнила его сердце. Ему бы только добраться туда, там бы он смог перекусить, выпить кувшинчик вина, хоть малость взбодриться. Но очень скоро его постигло разочарование: то, что он издали принял за таверну, на самом деле было всего лишь развалинами брошенного дома.
А милиарии попадались на пути то и дело, преследуя его, словно в кошмарном сне. Десять миль осталось... Девять... Восемь...
Но вот за пеленой дождя показались первые дома Остии.
Дождь и ветер затушили факелы, освещающие улицы. Несколько раз он сбивался с дороги в путанице переулков, которые между тем начинали оживать. Редкие утренние прохожие изумленно и недоверчиво косились на этот всклокоченный призрак, бредущий по городу спотыкаясь. Он хотел подойти к кому-нибудь из них, осведомиться о кораблях, уходящих на восток, но у него не нашлось сил сделать это.
Он тащился наудачу, сам толком не понимая куда. Его блуждающий взгляд бессознательно потянулся к центру порта. Вдруг ему на краткий миг почудилось, что его мозг окончательно и бесповоротно охватило безумие. Но тем не менее... Она была там! Всего в нескольких шагах мягко, равномерно покачивалась на своей якорной стоянке — «Изида!» Никакой ошибки, это она! Он бы узнал ее из тысячи.
Враз оживленный этим немыслимым зрелищем, он со всех ног ринулся к кораблю.
Теперь с другого края земли к небу потянулся холодный карминный свет. Он медленно поднимался от горизонта и вдруг разом затопил все море. Заалел и лебедь, изваянный на носу «Изиды», готовый взлететь на Юг и растаять в морских просторах. В недрах трюма разъяренный Марк уже в третий раз пересчитывал свои монеты.
— Подумать только, что у тебя хватило наглости заявить мне, что эти двадцать талантов составляют в точности двести пятьдесят тысяч сестерциев! При том, что мы договаривались о четырех сотнях тысяч!
Калликст, на котором после всего пережитого лица не было, да и лихорадка вдобавок замучила, устало покачал головой:
— Ты, стало быть, считаешь меня настолько безумным, чтобы выложить тебе здесь и сейчас все денежки целиком? Да ты бы меня тут же и не замедлил выкинуть за борт. Пет, Марк, дружище, если хочешь получить остальное, придется благополучно доставить меня в порт. Сто пятьдесят тысяч сестерциев ждут тебя в Александрийской заемной конторе.