С падением Франции военная карьера Гитлера достигла зенита. Следующие пять лет были скольжением вниз по наклонной плоскости. Гитлер совершал одну ошибку за другой, но, как проигрывающий игрок, продолжал отчаянно швырять кости в надежде на выигрышный номер. Выигрышный номер все не выпадал, однако Гитлер так и не поверил в то, что удача покинула его. Отказ от плана вторжения в Англию в 1940 году, объявление войны СССР, разгром под Сталинградом, инфантильная стратегия во Франции – все это единоличные решения фюрера. Зачастую он принимал их несмотря на энергичнейшее сопротивление непосредственного полевого командующего и вопреки военной логике.
По мере того как неудача следовала за неудачей, Гитлер становился более замкнутым и угрюмым. Повсюду ему мерещилось предательство, он стал полагаться только на собственное суждение даже в самых незначительных вопросах. Однажды, совершенно не представляя реальной ситуации, фюрер приказал сосредоточить бронетанковые части в одном из советских городов. В результате фантастическое количество танков скопилось в очень ограниченном секторе, приведя к хаосу. Когда Гитлер приказал предать командира корпуса военному трибуналу, ему напомнили, что он лично спланировал маневр. «Где вы прочитали об этом?» – налетел Гитлер на офицера, осмелившегося ему возразить. «В дневнике вооруженных сил» – последовал ответ. Казалось бы, вопрос исчерпан, однако в тот же день историческому отделу ставки было приказано в будущем не отмечать оперативные приказы Гитлера в дневнике вооруженных сил и даже косвенно не упоминать о его вмешательстве в военные операции. С того момента шесть стенографистов вели записи всех дискуссий, совещаний и распоряжений, а затем особым крупным шрифтом для дальнозоркого Гитлера печатался единственный экземпляр, который хранился в его личном сейфе. Записи разговоров в ставке часто помогали Гитлеру разбираться с непокорными генералами[1].
Начав с глобальных стратегических решений, Гитлер вскоре погряз в мелких тактических проблемах, затрагивающих относительно незначительные формирования и маловажные сектора. Он так сильно верил в собственную непогрешимость, что, если проваливалась такая операция, как захват Москвы, объяснял неудачу некомпетентностью и трусостью командующего операцией. Гитлеру редко приходило в голову, что, быть может, стратегический план был просто невыполним. В результате фюрер не только единолично принимал важные решения, но и старался гарантировать исполнение этих решений так, как он считал необходимым. К тому моменту, когда союзники подготовились к вторжению на континент, все старшие немецкие офицеры были скованы и запуганы ограничениями и угрозами из Берлина, поэтому инициатива могла проявиться лишь на самом низком уровне. В Нормандии централизованное вмешательство достигло такой огромной степени, что поступавшие из Берлина директивы определяли не только части, задействованные в атаке, но и сектора, которые они должны были занять, и дороги, по которым они должны были продвигаться. Когда немцев отбросили к Рейну, Гитлер принял на себя командование всеми боевыми действиями на западе. 21 февраля 1945 года фельдмаршал фон Рундштедт издал следующую сверхсекретную директиву:
«Штаб Верховного командования.
Запад, G-3 N.595/45. 21 янв. 45.
Сверхсекретно
s/1 РУНДШТЕДТ
Нижеследующий приказ фюрера приводится дословно:
1. На командующих армиями, корпусами и дивизиями возлагается личная ответственность за поступление ко мне всех нижеперечисленных решений или намерений заблаговременно, чтобы я мог повлиять на них и издать при необходимости контрприказ, который своевременно достигнет передовых частей:
а) любых решений, касающихся боевых действий,
б) предполагаемой атаки соединения численностью более дивизии, не указанной в директивах штаба главного командования,
в) любых наступательных действий на стабильном фронте, которые могут привлечь внимание врага к данному сектору, за исключением обычной патрульной деятельности,
г) любого предполагаемого отступления,
д) любого предполагаемого оставления позиции, укрепленного города или крепости.
