– А как же дальше? Как ты видишь свое будущее?
– Подниму братьев до паспорта и в Москву слиняю… Мужа найду, работу…
– Так это ж когда, к старости?
– Почему же к старости? Мне тридцать будет, как тебе.
– А, ну да. Все время забываю, что тебе всего двадцать…
Машка хмыкнула, сочла за комплимент, хотя любая другая женщина стесняется выглядеть старше.
– А с отцом что? – спрашиваю я как бы невзначай.
– Несчастный случай, – говорит Машка голосом Жеглова. – Нам без него лучше. Никто руки не распускает…
Возможно, Машка и есть несчастный случай, но я не хочу этого знать.
Наконец она поела, протерла мякишем тарелку начисто, отодвинула от себя. Я поставила перед ней чашку кофе, сахар, печенье, шарлотку, которую пекла сама. Она отпивает глоток кофе, жмурится от наслаждения. В Машке сквозь дикие волчьи проступают девичьи черты.
– Страсть как люблю кофе, – доверчиво поясняет она. – В гостях только пью. Сама не могу купить. Дорого. А конфет нет?
Я полезла в буфет, достала шоколадку.
– Вот, вместо конфет…
– Ага! Тоже хорошо. Мы с братья>’ми страсть как конфеты любим!
Машка говорит с характерным деревенским акцентом. Меня это умиляет. На прощание я сгребла ей пакет сладостей в подарок братья>’м и полбанки растворимого кофе.
– Ну что там с председателем? – спросила Машка, с достоинством приняв дары как само собой разумеющееся. А что? Дают – бери.
«Татаро-монгольское иго прям», – подумала я, удивившись отсутствию элементарного «спасибо».
– Ты принята. С октября, – сказала я, хоть и не дозвонилась председателю. Ладно, потом позвоню и договорюсь.
Жалко девчонку. Пусть подработает. Несладко ей, братье>’в поднимать… Это было летом. А сейчас зима. И вот у нас, несмотря на наличие Машки и Меча, ограбили дачу.
…Мы с мужем опасливо входим в разбуженный дом. Воры аккуратно вскрыли ставню на окне, смотрящем в сторону леса, вместе с оконной рамой. Даже стекла целы.
Наши соседи на зиму вывезли с дачи все, что смогли отодрать от пола, даже дверь от холодильника увезли (кому он нужен, холодильник, без двери?), а мы оказались менее предусмотрительными. Понадеялись на сторожа… Поэтому воры вынесли обогреватель, чайник, газовую плитку, шмотки какие-то, посуду по мелочи, тушенку и «Доширак», хранящиеся на чердаке на случай перебоев с электричеством. Вроде все. По-божески.
– Странно, – сказал муж. – Плитку забрали, а микроволновку не тронули…
Микроволновку не тронули? Меня прожгла догадка. Неужели? Я вздохнула. Машка ничего не боялась. Полная безнаказанность. Можно, конечно, заявить в полицию, написать заявление, потратить время и нервы, но зачем? Чтобы Машку и ее сообщников (не одна же она перла обогреватель и чайник) посадили в тюрьму? А кто же будет братье>’в поднимать? Вещи уже наверняка не вернуть, шмотки копеечные, а обиженный волчонок придет и отомстит. Например, сожжет дом. Он уверен: нельзя быть добрым. Бог с тобой, Машка… Живи спокойно. Пей чай из моего чайника, грейся моим обогревателем, носи мои шмотки, корми Меча моей тушенкой. На здоровье…
С Новым годом тебя, Волчонок. Не буду я на тебя заявлять. Знаешь почему?
Потому что можно быть добрым, Машка, можно…
Я очень жадная, очень. Первостатейная скупердяйка. Но это что касается времени. Все остальные ресурсы, включая эмоции и деньги, я трачу с легкостью и удовольствием. Но не время.
Я воспринимаю жизнь каждого человека как песочные часы, а каждый прошедший день – это песчинка, безвозвратно упавшая в вечность.
Сегодня понедельник. Я проживу его, и он проскользнет в узкое горлышко моих песочных часов. Впереди будут другие понедельники, и вторники, и даже четверги, но этого понедельника уже не будет никогда.
Однажды подруга рассказала мне, как они купили детям в класс песочные часы на каждого, чтобы их второклашки учились читать тексты на время. И когда привезли заказ – 20 одинаковых на вид песочных часов, – выяснилось, что ни одни из них не текут ровно минуту. У каждых часов была погрешность – плюс или минус 10–15 секунд.
Эта история меня зацепила, хотя не имела ко мне никакого отношения. Я подумала о символизме этой истории. Хорошо, когда у тебя есть запасные десять секунд в каждой минуте. Их можно потратить с толком или бестолку. Их можно вообще не заметить, но они были.
