Нам неизвестно, сколько в точности евреев погибло. Согласно еврейским хроникам, было убито 100 000, причем было уничтожено 300 общин. Один современный историк считает, что большинство евреев все-таки спаслось, а упомянутая бойня была «не столько поворотным пунктом в истории польского еврейства, сколько жестоким, но относительно кратким эпизодом в его неуклонном росте и экспансии». Разумеется, данные хроник страдают преувеличением, однако рассказы беженцев производили сильное эмоциональное впечатление не только на польских евреев, но и на еврейские общины, расположенные повсюду.
Как и в более ранние эпохи, результатом зверств было усиление иррациональных и апокалиптических элементов в иудаизме; евреи стали особенно чувствительны к проявлениям мессианской идеологии. Рационалистический оптимизм XII века, нашедший отражение в трудах Маймонида, в основном исчез к концу XIV столетия, по мере того как почти повсеместно возрастало давление на еврейские общины. В верхних слоях евреев усиливалось влияние каббалистического мистицизма. Когда в 90-х годах XV века начался процесс разрушения и эмиграции испанской общины, это повлияло на усиление иррационализма двояким образом. Во-первых, произошла демократизация каббалы. Из тайной науки, которой учили образованную элиту устно либо по тайно передававшимся рукописям, она превратилась в общественную собственность. Большое количество манускриптов, содержащих отрывки из Зогара, а также антологий каббалистики имели повсеместное хождение в еврейских общинах. Подъем еврейского книгопечатания вызвал взрывной эффект. В 1558—1560 гг. в Кремоне и Мантуе были выпущены, конкурируя друг с другом, полные издания Зогара. За ними последовали издания во всей еврейской диаспоре: в Леггорне, Константинополе, Смирне, Салониках и особенно в Германии и Польше. В популярных вариантах каббала смешивалась с народными суевериями и вульгаризованными аггадическими историями, которые всегда составляли значительную долю религиозных представлений простых евреев. Через одно-два поколения было невозможно отделить одно предание от другого; они так плотно переплетались, что образовывали единый свод волшебно-мистического содержания.
Другим последствием изгнания из Испании стал более динамичный характер самой каббалы, который она приобрела за счет привнесения эсхатологического элемента, связанного с идеей Сиона и ожиданием прихода мессии. Каббала вместе с растущим объемом включенных в нее суеверий перестала быть лишь мистическим способом познания Бога; она превратилась в историческую силу, средство ускорить возрождение Израиля. Она оказалась в самом сердце верований иудаизма и приобрела ряд черт массового движения.
Этому процессу способствовала миграция евреев-изгнанников в Палестину и рост школы каббалистики в Сафеде на севере Галилеи. Ее первым видным представителем был Давид бен Соломон ибн аби Зимра, который перебрался в Сафед из Египта и был известен под именем Радбаз. Моисей бен Иаков Кордоверо, или Ремак (1522—1570), явился автором первой полной и систематической теологии каббалы. Но подлинным гением нового движения явился Исаак бен Соломон Лурия (1534—1572), известный как га-Ари, или Лев. Его отец, ашкенази из восточно-центральной Европы, прибыл в Иерусалим и женился на девушке из сефардов. Благодаря этому он играл роль моста между двумя общинами в процессе передачи каббалистической культуры. Самого его вырастил в Египте дядя, крестьянин-арендатор. Он занялся торговлей, причем специализировался по части перца и зерна. Лурия был прекрасным примером еврейской традиции, согласно которой бизнес вполне совместим с интеллектуальной жизнью и даже с самыми интенсивными мистическими размышлениями. Всю свою жизнь он занимался торговлей и богословием. Тот факт, что он впитал легенды каббалы еще будучи ребенком, свидетельствовал о ее демократизации. Однако юношей он стал знатоком не мистической, а ортодоксальной галахи. Одним из его талантов была способность перестраиваться, переходя от одной ее разновидности к другой. Написал он совсем немного. Известна лишь одна его книга – комментарии к «Книге скрытого», входящей в
