— Ну, — проворчал Рональд, — что ты теперь скажешь про эту чертовщину?
Колин взглянул на них поверх массивных очков в роговой оправе, в которых читал.
— Что, грязная работа в полевых условиях? — предположил он.
— Пока не знаю, — отозвался Роджер тоном, отметающим дальнейшие вопросы со стороны Рональда.
Тот привстал:
— Мне подняться наверх?
— Лучше не надо, — сказал Роджер. — Ты им, по всей видимости, не нужен.
— Значит, прибыл суперинтендант?
— Да. Как я и предполагал.
— Да. Интересно, а третий-то кто?
— О, думаю, какая-нибудь личность в штатском.
— Я тоже так думаю. Но чего ради им дался Уильямсон?
— Ну, тело-то нашел он?
— О, да, правда. Ну да, поэтому суперинтендант хочет его видеть. Обычная процедура, надо полагать?
— Ну конечно. Самая обычная.
Но Роджер вовсе не считал эту процедуру обычной.
Уильямсона не было двадцать минут, и эти двадцать минут были самые длинные в жизни Роджера.
Вернулся Уильямсон со своей обычной виноватой ухмылкой.
— Допрос третьей степени, — он плюхнулся в кресло, — против этого — тьфу!
— Против чего, Осберт? — переспросил Колин.
— Против того, чему меня сейчас подвергли. А, Рональд, — ничего себе вечеринки ты устраиваешь! Неужели ты меня ничем не угостишь? А? Неужто нету ничего?
— Черт бы побрал эту выпивку. Полиция все еще там?
— Будь спокоен, все там. И суперинтендант, и инспектор, и два констебля, и…
— Зачем ты им понадобился?
— О, да ерунда. Чтобы я рассказал суперинтенданту все, что вчера рассказывал инспектору, да еще кучу всякой всячины. Как я нашел тело, да куда оно было повернуто, на какой высоте были ноги от пола, где какое кресло…
Роджер вскрикнул. Так вот же о чем надо было предупредить Уильямсона о кресле! Надо было втемяшить Уильямсону, как прежде Колину, что кресло было там с самого начала. Теперь уже поздно.
— А, Шерингэм? Ты что-то сказал?
— Да нет, ничего. А, вот что: что ты ответил насчет этого кресла? Роджер старался не смотреть Колину в глаза.
— Сказал, натурально, что не помню. А как, по-твоему, вообще такое можно упомнить?
— А они что?
— Попросили постараться припомнить. Постарайтесь, говорят, мысленно вернуться в тот момент, когда нашли тело, и попробуйте представить себе всю картину и скажите, где было кресло? Ну, я кстати как раз и вспомнил, что под центром треугольника виселицы кресла не было, потому что тогда я спокойно там прошел. И я сказал им, что кресло было точно под телом.
— Да?!
— А они мне говорят, что оно не могло быть под телом, потому что тогда миссис Стреттон смогла бы на него встать. Тогда я сказал, значит, оно было в сторонке, так? Оно ведь должно было быть где-то рядом, да? И тогда они спрашивают, вспомнил я или нет, что оно было в стороне, а мне все это малость надоело и я сказал, что вспомнил; а, спрашивают, могу ли я в этом присягнуть, нет, говорю, не могу, потому как не готов присягать, но где ж ему еще и быть-то, а теперь, Рональд, дай мне чего-нибудь выпить. Я ведь прошел все три степени, парень. А? До тебя, видно, не дошло. Сперва с этой полицией, потом с Лилиан, теперь вот с вами.
— Лилиан? — вяло переспросил Колин.
— Да встретил ее на лестнице, и ей, естественно, тоже все надо знать, мистер Уильямсон испустил тяжкий супружеский вздох.
Роджер мысленно присматривался к его рассказу. Уильямсон подарил ему неожиданный шанс. По крайней мере, он не отрицал наличие кресла под висельницей как такового, что вообще-то вполне мог бы сделать. Но судя по его словам, полиция строит свои вопросы довольно странным образом: похоже, их интересует только точное расположение кресла, а не то, было ли оно вообще. Надо ли это так понимать, что их беспокоит только этот пустяк, а другая альтернатива им и вовсе не приходила в голову? Если так, они еще тупее, чем казалось Роджеру; однако он был бы им крайне признателен за такую тупость.
Тем временем Уильямсон, потягивая выданный ему шерри, продолжал свое повествование.
— Ну не знаю даже, чего вам еще рассказать. Ну расспрашивали обо всем таком, а инспектор все записывал. Где? А, мы были в зимнем саду. Я разве не говорил? Э? Ну да, там вот мы и были. Инспектор, суперинтендант и я. В зимнем саду. А, вот еще они о чем спрашивали. Да, слушай-ка, Рональд, они пронюхали про все эти ваши дела с твоей невесткой. Ей-богу пронюхали. Ты уж гляди в оба! Еще, чего доброго, устроют тебе неприятности — с них станется. Э? Довел бедняжку до самоубийства — ну, принял холодно и все такое.
