— Я с удовольствием взял бы исполнение приговора на себя, сладострастно произнес Роджер, тоже мечтавший завалиться спать.
Рональд и Дэвид обнаружились в малой приемной. На вошедших они глядели вопросительно.
— Пока ничего, — сообщил Роджер. — Честно сказать, Рональд, я не думаю, что она вообще где-то здесь. Может, свернем поиски, а?
— Думаю, да. Теперь, Дэвид, я уверен, мы посмотрели везде.
— Хорошо, — Дэвид кивнул. — А можно от тебя позвонить перед уходом?
— Кому это, интересно, ты собрался звонить в такое время?
— В полицию.
— Будет вам, Стреттон, — вмешался Роджер. И улыбнулся: — Вряд ли это так необходимо, а?
— Вы не знаете мою жену, Шерингэм, — уныло проговорил Дэвид Стреттон. — В таком состоянии она просто за себя не отвечает. Я бы за нее не поручился.
— Вы хотите сказать, она может отправиться к Уэстерфордскому затону и изобразить, что утопилась?
— Судя по всему, она и в самом деле может утопиться.
— Тогда, бога ради, старина, — с жаром воскликнул Рональд, — не вмешивайся! Боже сохрани и пальцем шевельнуть — не помешай благому делу!
— Не буду, — согласился Дэвид Стреттон. — Но мне самому нужно прикрытие.
— Какое?
— А такое, что я позвоню в полицию и скажу, что пропала женщина, не отвечающая за свои действия. Стоит это сделать, а, Шерингэм?
— Стоит, — сказал Роджер. — Я, правда, ни на одно мгновение не допускал, что она может что-то такое сотворить, но предупредить полицию в любом случае не помешает; и если вы впоследствии расскажете жене, что вынуждены были сделать и почему, то немножко ее припугнете, в чем, если мне будет позволено заметить, она очень нуждается.
— Да, — отрывисто проговорил Дэвид. — Я думал об этом.
— Вот и хорошо, — Рональд кивнул. — Где телефон, ты сам знаешь.
Дэвид скрылся в малой приемной, а остальные слонялись по холлу и ждали.
— Надо будет налить бедняге стаканчик на ночь, да покрепче, прежде чем он угодит в пасть своей судьбы, — заметил Рональд.
— Ну да, десять к одному, что на этот раз он ее дома застанет. И надеюсь, что он поступит с ней по совести — как она того заслуживает. Да, кстати, миссис Уильямсон нашла трубку на столике на веранде. Кто-то ее там забыл. Вот, Рональд, не знаешь чья?
Тот посмотрел на трубку, прежде чем сунуть ее в карман.
— Знаю, как же. Это Фила Чалмерса трубочка.
* 4 *
— Ну что, еще разок по последней? — спросил Рональд, идя к бару. Надеюсь, возражений нет?
Возражений не последовало.
— Осберт, а стоит ли? — засомневалась миссис Уильямсон.
Мистер Уильямсон неодобрительно уставился на нее совиным взглядом.
— Ты что же, споить меня хочешь, Лилиан? Неужели не знаешь, что это самый верный путь напоить мужика, когда ему самому, может, не так уж и хочется, но стоит только намекнуть… Правильно я говорю, Шерингэм?
— Абсолютно, — подтвердил Роджер.
— А раз так, то мне двойную порцию, — заключил мистер Уильямсон.
* 5 *
Мистер Уильямсон чуть пошатнулся, ставя ногу на следующую ступеньку, которой не оказалось — он уже поднялся на крышу. Остальные доканчивали свои "последние", но мистера Уильямсона вдруг потянуло на свежий воздух. Воздух, свежий и в большом количестве, и много места, где можно идти, свободно покачиваясь — а это мистеру Уильямсону было в данный момент насущно необходимо.
И вот он стоял на крыше, прислонясь к двери спиной и с некоторым неудовольствием обозревая виселицу посередине. Фонарь, венчавший ее, давно погас, но виселица и три ее жутких обитателя четко рисовались на фоне неба, озаренного луной.
— Иди… отекая затея, — сурово прокомментировал мистер Уильямсон. Идиотская. Некоторым такие вещи не нравятся. Совсем не нравятся. А некоторым вообще смотреть противно на такую гадость. Гадость! Право слово! Иди… отство.
Он устремился к парапету на краю крыши, к тому самому месту, где этим вечером беседовали Роджер и Ина Стреттон. Парапет так и манил облокотиться на него. Облокотиться обо что-нибудь было теперь пределом мечтаний мистера Уильямсона. Ведь когда облокотишься, то стоять значительно удобнее.
Строго говоря, для того чтобы добраться до парапета, мистеру Уильямсону не было особой необходимости подходить к виселице. Ничего не стоило ее обойти. Однако мистера Уильямсона в данный момент переполняли идеи, причем пройтись прямо под виселицей представлялась наиболее блистательной из них. Этим он сумел бы выразить все, ну, все вообще, не важно, что именно.
