Помню, был взрыв, а потом белый свет, какие-то символы, искры и радуга. Хотя может, никакой радуги и не было. Да какая собственно разница. Главное что я жив и относительно здоров. Впрочем, хорошего в этом было мало.
Я попытался пошевелиться, почувствовав, наконец, верёвки стягивающие запястья. Перекатился набок, в тень, подальше от жгучих лучей сирийского солнца.
Хреново. Похоже, что пленившие меня боевики забрали оружие, броник и всю мою одежу не оставив даже трусов. Валяться связанным, в чём мать родила, на грубо обработанных деревянных досках было неприятно. Но логику местных понять не сложно. Голому человеку не выжить ни в пустыне, ни в горах, ни в степи. Так что пленник десять раз подумает, бежать ли ему, что принять мучительную смерть от палящего зноя и жажды, или погибнуть от ночного холода, а как альтернатива — скорый на расправу приговор псевдо-шариатского суда террористов. Хотя итог, в принципе, один. И там и там — смерть.
Я глубоко вздохнул, закрывая глаза. Когда я очнулся, у меня болела каждая клеточка тела. Что, вообще-то, не мудрено для человека, словившего снаряд из противотанкового ракетного комплекса. Кажись, это был М67, производства наших заклятых друзей., а может быть что-то более экзотическое типа Granatgevär m/48 Carl Gustaf. Не важно… Непонятно только как я, жив-то остался. И ещё, что удивительно, кажется я, совсем не пострадал.
Не смотря на постоянный гул в голове, сейчас я слышал и шум ветра, и близкие крики, и дикие вопли сопровождаемые стуком метала о метал. Поди, накурились дури, и празднуют. Не часто им удаётся подловить русских морпехов, да ещё и взять живого пленника. Пляшут вон, кинжалами звенят. Как были дикарями так и не изменились за последнюю тысячу лет. И тем обиднее было оказаться тем, кому довелось попасть к ним в плен.
Неужели меня тоже «угостили» чем-нибудь этаким? Что бы в будущем был посговорчивее и не дёргался когда будут резать горло? Да не похоже. Несмотря на то, что только что, меня буквально крутило от боли, с каждой минутой и вздохом мне становилось легче. Во рту нарастал неприятный медный привкус, но ломота отступала, оставляя за собой лёгкую слабость. Лишь продолжало сильно саднить кожу в стянутых верёвками местах. На удивление, других физически повреждений вроде бы не было. Даже пальцы остались целы и довольно быстро обрели подвижность, хоть по кончикам и бегали электрические иголочки.
А вот связали мне как-то странно. Руки были перемотаны грубой ворсистой верёвкой перед грудью, с нахлёстом петли уходящей на шею. Ноги…
Я напряг пресс и сел. Вокруг щиколоток находилось что-то, вроде простеньких деревянных колодок, с длинными губками и намотанной на них верёвкой. Ну да — дёшево и сердито. Такими, наверное, ещё при Саладине пользовались. Тот кстати вроде бы был курдом… Уж лучше бы местные как он: против отмороженных исламистов сражались, да науки развивали, стали бы цивилизованными людьми, а не дикими абреками.
Я попытался усесться удобнее. Колодки гулко стукнули о деревянный пол.
Похоже, что я находился в какой-то арбе на одной ослиной тяге. Неужели у террористов закончились джипы? Или это очередная местная поделка — «шахид-мобиль» из натуральных материалов? Ну — чтобы ещё больше приблизиться к идеологически верному, варианту транспорта.
Была ли то телега, или кузов тюнингованного деревом внедорожника, я был здесь не единственным и даже не основным грузом. Мешки из грубой ткани занимали почти всё свободное пространство. А за ними валялись какие-то тряпки, образуя неаккуратные кучи. От этой ветоши при каждом моём движении взмывали облака пыли, забивавшиеся в нос и горло, заставляющее слезиться глаза.
Закашлявшись и сплюнув вязкую тугую слюну, я вновь перевернулся на спину и уставился в потолок. Надо мной, на высоких рёбрах каркаса, был натянут дырявый, тряпичный тент грубой работы. Это был не брезент, а настоящая домотканая ткань. Кажется, когда-то она была белой, но пустыня не терпит подобных цветов, быстро перекрашивая их в разнообразные оттенки жёлтого и охристого. Отчего-то мне вспомнились фургоны американских колонистов времён покорения фронтира, хотя скорее это была обыкновенная повозка цыганского табора.
