– Помните Джона Леннона? – спросил Бальган.
– Ну? – неопределенно ответил Краб.
– Его тоже убил человек, который был его поклонником, – ответил Бальган, – и очень горячим поклонником. Но сумасшедшим.
– Почему "тоже"? – возразил Краб. – Татьяна, слава богу, жива и я надеюсь, что больше ей ничего не угрожает?
– Я оговорился, – махнул рукой Бальган.
"Слишком много оговорок за один день", – подумал Краб, повернулся и пошел в комнату в квартире продюсера, которую Бальган на время предоставил его дочери.
* * *
Но в этот же вечер Краб вместе с Татьяной, поблагодарив продюсера за гостеприимство и помощь, перебрались в ее съемную квартиру, которая находилась недалеко от жилища Бальгана, в таком же доме, но по габаритам и по роскоши, конечно, сильно уступала "логову" продюсера. Краб отметил это вслух.
– Но он же "монстр" шоу-бизнеса, – пояснила Татьяна, – а я всего-навсего молодая певица. Ничего, папа, все у меня будет. Не все сразу. Надо только больше работать и у меня будут такие же хоромы, как у Бальгана, а-то и больше.
Краб с этим молча согласился. Самому ему не нужны были такие же хоромы как у продюсера. Ему хватало двенадцатиметровой комнаты в общежитии с жесткой солдатской кроватью, тумбочкой, столом и древним шкафом. Туалет находился в конце коридора, общая кухня, но к себе Краб приходил только спать, оттого не замечал неудобств. Ему нравилось жить в заполярном поселке, где располагалась его 61-я отдельная Краснознаменная бригада морской пехоты "Спутник". Но это ему – вечному солдату, а дочери он желал другого и готов был помочь ей добиться того, чего она желала. Татьяна сняла свою гитару со стены и заперлась у себя в комнате, сочиняя песню. В связи с приездом отца липкий страх покинул ее сердце, отпустил и нахлынуло неожиданное вдохновение. Отец побродил по квартире, слушая как дочка в соседней комнате напевает под гитару новую песню, на кухне увидел оторванную с корнем дверцу у шкафа и занялся ремонтом, чтобы как-то занять себя.
Назавтра им предстояло прямо с утра ехать в тот самый клуб, где произошло покушение, потому что следователь Прохоров хотел лично допросить Татьяну об обстоятельствах дела на месте преступления, а она никак не соглашалась никуда выходить из дома до приезда своего отца. Теперь, когда Краб появился, Татьяна обрела хоть какую-то уверенность в себе и она собралась таки съездить в то самое место, даже само упоминание о котором вызывало в ее душе жуткий страх.
Часов в десять утра они с отцом вышли из дому и дошли до платной стоянки автомобилей. Татьяна села за руль маленькой красной "Тойоты" и махнула рукой отцу, чтобы он тоже садился.
– Твоя машина? – спросил Краб, усаживаясь на удобное сидение.
– Нет, это Марины автомобиль, жены Бальгана, – пояснила Татьяна, – мы с ней заранее договариваемся. Когда ей никуда не нужно ехать, я беру ее машину, она разрешает. У нас пара ключей – у нее одни и у меня другие. Я на свою машину еще не заработала. Вернее заработала, но не на такую, какую хочу.
Они подъехали к клубу, возле которого их ждал покуривая возле зеленого цвета "Жигулей" – шестерки майор Прохоров и еще один высокий молодой человек в милицейской форме в очках в тонкой оправе. Прохоров был лысеющим с выправкой мужчиной лет тридцати пяти с черными цепкими глазами и острым, как клюв вороны, носом. Увидев "Тойоту", он бросил сигарету и затушил ее носком форменного милицейского ботинка. Только ботинки выдавали в нем человека служивого, а в остальном Прохоров был весь в гражданке. Татьяна, выйдя из машины, представила майору своего отца, но Прохоров отреагировал безразлично, даже невежливо – едва заметно кивнув, сразу повернулся к ним спиной и пошел в клуб. Молодой опер, который был с Прохоровым поспешил представиться сам:
– Старший лейтенант Молчанов. Помощник майора Прохорова.
И протянул руку для приветствия. Краб пожал ему руку, Татьяна сказала: "Очень приятно" и они последовали вслед за бывалым сыщиком внутрь клуба. Краб отметил про себя, что от майора Прохорова за версту несет противным одеколоном, которого сыщик вылил на себя, наверное, целый флакон.
