Это совершенно неизбежный для логики эмпиризма финал.
В самом деле, исходным пунктом мышления, согласно этой логике, является не «конкретное», понимаемое как некоторое органически-расчлененное внутри себя «целое», не «единство многообразного», а совершенно неопределенное «многообразие», «множество индивидов», никак не очерченное в своих границах.
Когда от этих неопределенных «индивидов» отвлекают некоторые «общие всем им признаки», усматривая в этом задачу «осмысления» эмпирии, то и получается, что вместо осмысления мы имеем дело всего-навсего [70] с описанием в абстрактных терминах по-прежнему непонятных «единичных фактов».
Ибо «общие признаки», свойственные каждому из индивидов того или другого «вида», «класса» или «рода», никак еще не характеризуют сами по себе этот «вид», «класс» или «род», он остается некоторым мистически-непостижимым Иксом.
Предположим, что человек захотел, пользуясь логикой эмпиризма, понять такое довольно несложное целое», как радиоприемник. Для этого он будет обязан, оставаясь верным этой логике, вместо «конкретного целого», называемого радиоприемником, поставить перед своим мысленным взором некоторое «множество деталей», единичных экземпляров «класса радиодеталей», и стараться с помощью Абстракции отыскать между ними «нечто общее». Он будет искать то Абстрактно-Всеобщее, которым одинаково обладает каждая радиодеталь: и лампа, и конденсатор, и диод, и рукоятка включения и т. д. и т. п.
Понятно, что из «абстрактов», полученных таким путем, никогда не составишь хотя бы приблизительного представления о том «целом», в составе которого существуют и работают перечисленные детали. Ибо в тех «абстрактно-общих признаках», которыми одинаково обладают и триод, и обмотка громкоговорителя, и кнопка переключателя диапазонов, специфическая, конкретно-всеобщая взаимосвязь между ними не выражена никоим образом.
Поэтому даже самый полный и законченный ряд тех «общих признаков», которыми обладают «все детали» известного целого (будь то радиоприемник или коллектив людей, занятых общим делом) ни на миллиметр, не приблизит нас к пониманию того конкретно-общего дела, которое тут поделено между отдельными деталями, между «единичными, чувственно-воспринимаемыми» вещами или людьми.
Всё это конкретно-всеобщее (взаимозависимость между разными деталями данного, конкретно-специфического «целого») и выступит затем в сознании эмпирика как очередной Абстракт, некая «Абстрактная Модель», в согласии с требованиями которой разрозненные детали организуются и комбинируются в то или другое «целое». [71]
Этот Абстракт поневоле приходится привносить «со стороны», а не из рассмотрения «деталей». Почему? Да просто потому, что в ходе рассмотрения «деталей», нацеленного на отыскание «абстрактно-общего между ними», как раз сознательно и отворачивались (абстрагировались) от того самого момента в составе каждой детали, который эту конкретно-всеобщую связь «целого» и «выражает».
В составе каждой детали (каждого единичного факта) логика эмпиризма рекомендует выявлять лишь то абстрактно-всеобщее, в котором «специфика» данной детали, как детали этого, а не какого-то другого целого, как раз и гасится.
Это и значит, что каждая деталь с самого начала была рассмотрена крайне абстрактно, то есть крайне односторонне, частично.
Неизбежным дополнением к этой абстрактности и является Абстракт, характеризующий «Целое», но уже без всякой связи с рассмотрением каждой детали, ее специфики.
Отсюда и представление об «Абстрактном Объекте», об «Абстрактной (идеальной) Модели», которая своей властью связует детали, вполне друг к другу равнодушные и безразличные, в некоторое единство, в некоторое органическое целое. А называют ли этот мистический Абстракт «Понятием», «Энтелехией», «Идеей» или «Формой Языка», «Формой Языкового Каркаса» или «Моделью» — это уже совершенно безразлично. Ибо постигается Абстракт (представляющий целое) уже не на пути эмпирического исследования и анализа деталей, единичных явлений, а на совсем ином пути, на пути «логического конструирования», «моделирования» и т. д. и т. п.
