Едва успел Киндяков закончить сенные дела - вызвали в контору. - Ну, Дорофей! - весело сказал Панькпн, когда кормщик переступил порог. Принимай судно и - попутного тебе ветра! - Это как понимать? - спросил Дорофей, догадываясь, о каком судне идет речь, но не зная, куда предстоит идти. - Пойдешь на "Поветери" в Кандалакшскую губу за сельдью. Так решило правление. С тобой, правда, не советовались, но ты был на покосах. - Ловить чем? - спросил Дорофей, зная, что у кооператива сельдяных снастей нет. - Вавила ходил на Мурман, то бишь в Норвегию с кошельковым неводом. Он в целости и сохранности. Еще послужит. "Вон как обернулось дело! - подумал Дорофей. - Вавилино судно теперь в кооперативе. И как скоро! Нда-а-а..." - А команда? - спросил он. - Насчет команды давай обговорим. В рейс просятся те рыбаки, которые ходили с Вавилой. Им, видишь ли, обидно, что плавали зря - и невод не обмочили. Ничего не заработали, а время потеряли. Однако они сделали доброе дело: не дали Ряхину смыться за кордон. Пожалуй, надо бы их взять в команду вместе с Анисимом. Он мог бы стать тебе хорошим помощником. Согласен? - Согласен, - сказал Дорофей, повеселев. Он так истосковался по штурвалу! И уже потерял было всякую надежду. О наважьем промысле зимой Киндяков вспоминал без особенного подъема: не привык норить2 снасти. Ему больше по душе зыбкая палуба, свист ветра, упругий звон такелажа да кипенье воды в шпигатах3. - Хотелось бы взять Родьку Мальгина, - сказал Дорофей. - Грезит парень морем! Подрос, окреп - будет ладный матрос. - Родьку? Возьми, пожалуй, - согласился Панькин. - Когда отплывать? - А хоть завтра. Шхуна стоит на рейде в полной готовности. Дедко Пастухов там кукует уж десятый день, охраняет...
Шхуна отплыла ранним утром. На берегу толпился народ. Уходила "Поветерь" в море от нового хозяина. Явление небывалое и преудивительное. Как водится, были пересуды: - Ноне "Поветерь" стала общественной, как ящик с деньгами у Панькина в кабинете! - Да-а-а, времена! Суденышко у владельца отобрали, а самого хозяина бог знает куда закатали! - И поделом! От родных мест в Норвегу бежать затеял! - Поплавал Вавила - и хватит. Пущай теперь мужики плавают. Как весной, Родьку провожала мать с Тишкой. Уходил Родька полноправным матросом. Тишка гордился братом: шел рядом, цепляясь за Родькин рукав, и важно посматривал по сторонам, время от времени поправляя картузишко, сползавший ему на глаза. В толпе провожающих Родька заметил Густю. Она прощалась с отцом. На Родьку, казалось, не обращала внимания или не видела его. Но едва он сел в карбас, услышал ее голос: - Род-я-я! До свидания! Оглянулся - Густя у самой воды машет ему косынкой, сдернутой с головы. Он снял кепку и степенно помахал ею девушке. И когда карбас отчалил и направился к шхуне, вдогонку неслось: - Доброй тебе поветери-и-и! Рыбаки многозначительно переглядывались. Дорофей поигрывал бровями, кидая на Родьку оценивающий взгляд: "Посмотрим, на что ты способен. Достоин ли моей дочери?"
На судне Родька старался вовсю. Каждую команду кормщика схватывал на лету. К парусам его пока не ставили, велели присматриваться. Дорофей, приоткрыв дверь рубки, перекинулся с Анисимом несколькими словами. Тот кивнул и, круто повернув штурвал, взял курс на остров Моржовец. Рыбаки недоумевали: - Зачем повернул на север? - Обойдем Моржовец с этой стороны. Надо! - сказал Дорофей. Часа через полтора шхуна оставила слева по борту остров, а еще через полчаса на ней приспустили паруса и сбавили ход. Дорофей, выйдя на бак, подозвал к себе Родьку, вытянул вперед руку: - Вон там, должно быть, погиб твой батя... Между Конушиным и Орловым мысами. Не повезло - ни к тому, ни к другому берегу не прибило. И снял шапку. Родион жадно всматривался в серо-зеленый простор. Там без конца шли и шли волны, одна догоняла другую. Вечное, неутомимое движение... Над шхуной висело одно-единственное облако - серое, с округлыми краями, похожее на грозовое. Небо было в этот час удивительно ясным и прозрачным, с золотинкой. Но вдали, у черты горизонта еле различались низкие, густо подсиненные снизу осенние облака, предвещающие холода и ненастье. - Прощай, батя! Вечная тебе память, - прошептал Родион, склонив голову на грудь. Пройдя еще немного на север, "Поветерь" описала полукруг и взяла курс на юго-запад.
