— Господи, — перекрестился Савва, — неужто свижусь со своими-то?
— Свидимся, — уверил его Фёдор, хотя сомнения и терзали его душу.
Приближаясь к дому, оба сдерживали и себя, и коней. Неизвестность страшила. Что стало с родными и близкими в их отсутствие? За полгода, бывало, целые города пустели, становясь призраками, а тут какая-то ранча.
Не заезжая в Форт-Росс, Савва и Фёдор припустили по короткой дороге к владениям Костромитинова. С виду дом не пострадал — ни огонь его не тронул, ни стрельба.
На веранду выскочила кухарка, тётя Феня, и руками всплеснула.
— Батюшки-светы! — запричитала она. — Никак Савва Кузьмич возвернулись! Живые!
— Живые-живые, — нетерпеливо отмахивался Коломин. — Мои-то где? Лизка? Наташка?
— Так в гости отъехала Лизавета Михална, к Наталье Саввишне…
— Куда? — еле сдерживаясь, спросили Фёдор с Саввой.
— Ой, и Фёдор Труфанович тута, а я, старая, и не приметила… В Ла-Роке они, обеи. Ага!
Развернув коней, друзья поскакали к Ла-Роке. Настроение у Чуги прыгало под стать конскому топу — то вверх, счастьем балуя, то вниз, страша и пугая.
Путь до ранчи был долог — вёрст двадцать, но и кони были хороши — на всю дорогу часа два ушло.
Сердце Фёдорово забилось, стоило показаться устью Ла-Роки. Дома!
По холмам, щипля травку, бродили коровы. Бакер, согнувшись в седле, лениво объезжал стадо.
Повернувшись к подъезжавшему Фёдору, бакер вздрогнул, рывком приподнял «стетсон», как бы пытаясь увериться в том, что он видит, и закричал:
— Та шоб я сдох! Хозяин! Обойдите всю эту Калифорнию — не найдёте человека, шоб радовался за вас, как я это делаю! Даже ваша мама бы отдохнула!
— Помолчи, Фима, — натужно улыбнулся Чуга.
— Та вы шо?! У меня нету время, шобы сидеть здесь целый день за помолчать!
— Наталья где?
— Дома, а то где ж? Туточки!
— А Лизавета Михайловна?
— Обратно тут! Сёмку лечит.
— А что с ним?
— Я вас умоляю, хозяин, ви же знаете за Сёму: он, если не сломает, так уронит — и как раз таки не помимо пальца, а на самый ноготь!
Не обращая внимания на болтовню одессита, Фёдор направил коня к каньону.
Баня уже стояла, полностью выведенная под крышу из чажной черепицы, рядом размещались конюшня, амбар и барак-кажим.
Сердце у Чуги забухало — он увидел Наталью. Девушка подметала крыльцо перед баней.
Фёдор спешился. Нетвёрдыми шагами приблизился, позвал севшим голосом:
— Наталья…
Коломина сильно вздрогнула, развернулась… Застонав, она бросилась к Чуге, тиская его, теребя, плача, целуя.
— Феденька… Феденька, родимый… Вернулся…
Чуя, что и у самого глаза на мокром месте, Фёдор сказал девушке на ушко:
— Посмотри, маленькая, кто тут ещё к тебе.
Наталья оглянулась, кулачками вытерла заплаканные глаза и охнула:
— Папенька!
Савва Кузьмич не сдержал слёз, они у него текли по щекам, но Седой Бобёр улыбался, бормоча смешные ласковости утерянной и вновь обретённой дочери. А тут и жена подоспела, за сердце хватаясь, и вот уже все втроём обнялись да ревут, но не от горя — от радости.
— …Ларедо пропал в тот же день, — тихонько рассказывала Наталья, сидя на завалинке и прижимаясь к Фёдору. — Князь с близняшками собрал всех бакеров — и давай Гонтовых людишек гонять! Ранчу Мэта разорили и пожгли, сейчас там сеньор Мартинес обживается.
— Вернулся, значит?
— Ага! Дядя его в Сан-Франциско встретил, ну и рассказал обо всём… А твои бакеры самые смелые были. Страху на всю банду нагнали! И дружные они — видишь, не бросили тебя. Денег нет, а совесть есть…
— Я расплачусь с ними завтра же. Выдам по пятьсот долларов каждому.
— А не много?
— Они заработали. И заслужили. А кажим кто строил?
— А все! Хороший обычай есть у «бостонцев», «постройка амбара» называется. Это когда соседи собираются и вместе амбар ставят. Или, там, конюшню. Вот и нам поставили… А дядя плотников наслал, они кажим выстроили. Дед Макар печи сложил…
— Скоро я тут дом возведу, — негромко сказал Фёдор. — Асиенду по камешку разберём и тут выстроим. В два этажа, с балконом, и чтоб веранда вокруг. Мебели накупим и посуды, а печи изразцами выложим…
— А колечко мне купишь?
— Ну а как же. С бриллиантиком.
— Чай, дорого…
— Ты мне куда дороже.
— Правда?
