— Брось ракетницу, стрелять буду! — крикнул Авдеев.
— Стреляй! Стреляй! Я все равно дам сигнал! — Парень отступил, размахивая ракетницей.
«Прихлопнуть его? — быстро подумал Авдеев. — Ведь если он даст сигнал, он все равно погиб. Вместе со всеми!»
— Отставить! Слушай мою команду! — по-казарменному пропел капитан Авдеев. — На счет «три» дашь сигнал ракетой!.. Раз…
Солдатик остановился и неуверенно поднял ракетницу, Авдеев выстрелил навскидку. Ракетница полетела на камни. Три длинных прыжка, и Авдеев уже держал ракетницу в руках. Впрочем, рыжеволосый и не пытался больше ею овладеть, он просто держался за простреленную руку.
А фигурки людей приближались.
И тут рация надрывным стенанием лейтенанта напомнила Василию Авдееву о той поистине неразрешимой моральной дилемме, которую ставила перед ним судьба:
— Това-а-рищ капитан! Мы погибаем! Надо сбрасывать воду!
О ужас! Какой страшный выбор! И по какому принципу выбирать?! Там люди и здесь люди. Там дети и здесь дети! Тех больше. Но кто сказал, что они от этого лучше?!! И разве дано ему, Василию Авдееву, брать на себя роль господа бога, чтобы решать, кому даровать жизнь, а кому смерть?!
— Лейтенант!!! — взревел Авдеев, яростно прибавляя самую лаконичную из нецензурных словесных конструкций. — Ну спроси меня: «По какому каналу пускать воду?», и я отвечу тремя ракетами!
Но в этот момент все было кончено. Раздался протяжный гул и вместе с ним истошный вопль лейтенанта: «Плотина рушится! Нас сносит!» И в то же мгновение в сиянии луны взору представилась жуткая в своем чудовищном великолепии картина: огромные массы воды, словно липкое тесто, стали медленно падать с трехсотметровой высоты. Вихрем пронеслись в душе Авдеева дикий животный страх… и внезапное облегчение. Ну конечно — нет больше моральной пытки! Погибать, так всем! И не он, Василий, в этом повинен. Но это ощущение длилось какие-то тысячные доли секунды — его сменило глубокое отчаяние от того, что гибнут люди, и от того, что в такой ужасный момент что-то личное могло иметь хоть какое-то значение! А потом все эти чувства вытеснила всеобъемлющая злоба, захлестнула душу так, что в глазах аж побелело. И на фоне этой белой злобы возникло вдруг, очень крупно, лицо профессора.
— Испытание окончено. Все в порядке. Авдеев, проснитесь.
Стены канала, рушащаяся плотина, массы воды, грозовые тучи в небе, все это окончательно поблекло, растворилось.
— Авдеев, проснитесь. Испытание окончено, — повторил профессор.
Василий ничего не соображал. Сердце его тяжело стучало. Потом он внезапно вспомнил все. И чувство бесконечной досады охватило его. Провалился! Не прошел. Рухнули все мечты. Столько лет напряженной подготовки — и все даром! Он выбрался из-под колпака гипногенератора, встал, угрюмо буркнул: «Теперь, надо полагать, я свободен», — и двинулся было к выходу, но профессор удержал его:
— Погодите, погодите, Авдеев. Да подождите, говорят вам!
— А чего там ждать? — сказал Авдеев. — Все и так ясно. Провалился!
— Не торопитесь с выводами! — рассердился профессор. — Учтите, что комиссия вовсе не ставит своей целью нанесение испытуемым душевных травм, поэтому спешу уведомить вас, что предложенная вам задача вообще не имеет решения. Так сказать, задача типа «цугцванг».
— Благодарю, профессор. Не надо меня утешать.
— Послушайте, голубчик, я, кажется, никогда не давал вам оснований сомневаться в правдивости моих слов, — холодно заметил профессор.
— Извините, если я был груб, но моя неудача оказала на меня…
— Опять вы свое! Вы обязаны мне верить! Задача не имеет решения!
— Ну пусть так, — Авдеев пожал плечами. — Но насчет вашего утверждения, будто вы не наносите душевной травмы…
— И это учтено, мой друг. Вот примите одну таблетку и посидите минут пять-шесть с закрытыми глазами. — На столе перед Авдеевым появилась продолговатая коробочка с надписью «Амнезин».
— Очиститель памяти! — усмехнулся Авдеев. — Но по логике вещей такой препарат, вроде, надо бы принимать до…
— Нет, его принимают после.
— И как сильно оно отшибает память, это ваше зелье?
— Видите ли, — сказал профессор, — на воспоминания о реальных событиях этот препарат почти не воздействует. Но только что увиденное сновидение он стирает из памяти начисто. А ваш гипнотический сон, несмотря на то, что там у вас сохранялась свобода воли, все же относится к сновидениям. Кстати, таблетки весьма приятны на вкус.
