Командующий турецкой армией и отрядами крымских татар Али — паша в случае сдачи города обещал командному составу гарнизона по одной тысяче левков, а рядовым — по шесть левков. Запорожцам даже сулил предоставить транспорт для выезда с поклажей и амуницией на Украину.
Но никто из запорожцев и воинов регулярных войск на приманку не клюнул. Казаки собрались на раду и почти в той же редакции, что и при Сирко, утвердили новый ответ турецкому султану, в котором напрочь отвергли ультиматум его ретивых вояк.
«Войско твое поганое, безмозглое, шкаредное», — клеймили позором султана казаки — запорожцы. И далее высказывали свою решимость разбить хвастунов и брехунов турецких, если они не откажутся от своих замыслов. Ну, и конечно, самому султану выдали аттестацию в предельно саркастическом духе. В том самом, какой в свое время благословил и засвидетельствовал своей подписью незабвенный Сирко в письме Магомету IV.
Посовещавшись, запорожцы все‑таки смягчили текст, сделали его более сдержанным:
«Мы, старшины войска Запорожского и Московского, городовых и охотных полков, читали ваше письмо, в котором вы нас стращаете пророком и саблями. Мы на вас, басурманов, не походим, ложным пророкам не верим, надежду возлагаем на Бога и Матерь Пресвятую. И наши сабли еще не заржавели, и наши руки еще не ослабли, хлеба и воинских припасов у нас достаточно, вы города не возьмете, но погибнете — удержитесь от лжи и угроз… Мы не сдадим города, мы ждем помощи, да и без помощи готовы идти на вас, басурманов, за веру христианскую и за царя восточного, надеемся на победу с нашей стороны и на поношение с вашей».
Стиль письма уравновешен, а подтекст — тот же, легендарного Ивана Сирко и его кошевого братства!
Взъяренные ответом турки 28 сентября 1697 года ринулись на приступ Таваня. И вновь с большим уроном были отбиты. А когда узнали, что на помощь осажденным спешит со свежими силами полтавский полковник И. И. Искра (оболганный позднее гетманом — предателем Мазепой и казненный вместе с Кочубеем), руководитель осады Али — паша в великом испуге «сел на суда и уплыл восвояси».
На долгие времена вселил Иван Сирко тягу казаков к ядреным писаниям своим недругам, но и само собой — крепкую волю к их предметному вразумлению.
Когда по всей Новой России прокатилась молва о предстоящем переселении бывших запорожских казаков на пожалованные таманские и кубанские земли, она захватила умы и сердца не только их самих, но и представителей различных сословий и народов, населявших прилегающие великорусские и малороссийские губернии и наместничества. В реестровые черноморские казаки хотелось зачислиться многим, но не всем удавалось это сделать. Отбор шел строгий, на переселение поначалу включались лишь те, кто действительно когда‑то служил в Запорожской Сечи, а после ее упразднения уже в составе Черноморского волонтерского формирования принимал участие в последних войнах с Оттоманской Портой.
Вроде, скажем, такого настойчивого просителя, как бывший казак куреня Шкуринского Давыд Великий, представивший на имя черноморских «батькив» 3. Чепе- ги и А. Головатого следующую челобитную: «Служил я в бывшем войске Запорожском казаком двадцать лет. И был в минувшую с турком… войну… в походах, во время разрушения Сечи отбыл я из оной в Харьковскую губернию… в местечко Тарановку».
И далее Давыд ребром ставил вопрос: «Я имею к службе ревность и желаю в войске Черноморском навсегда ее продолжать. То прошу и о выводе моего семейства.»
С водворением первых 25 тысяч душ черноморцев мужского и женского пола в необжитых пределах сразу выявилась явная нехватка казачьего населения для несения опасной кордонной службы и хозяйственного освоения края. Когда, например, таврический губернатор летом
1793 года предложил войсковому правительству ежедневно выделять на строительство Фанагорийской крепости по три тысячи человек, кошевой атаман 3. А. Чепега забил тревогу перед высшими санкт — петербургскими инстанциями, указывая на то, что задание нереально, ибо на Тамани в это время одних увечных и «крайне престарелых» черноморцев насчитывалось до 800 человек, столько же казаков несли охрану рубежей на Кизилташе, 770 «бада- лись» на заработках по войсковой земле, 119 находились «в раскомандировании» по выводу своих семейств «на сию землю». И наличествовало на все про все 1497 человек, из коих постоянно отвлекалось по 200 человек на «избереже- ние и починку гребной флотилии».